Король для Снежной королевы (сборник)
Шрифт:
– Тебе скучно здесь? В следующие выходные сюда заявятся родители. С Лилей и Олей. Так что компания тебе обеспечена, и очень шумная.
Нет, не то. Когда приезжали родители и друзья, они ничего не чувствовали, не замечали, и она тоже. Как будто другие люди только создавали помехи. Но стоило ей остаться одной – она словно вышла на открытое пространство, где почти нет препятствий для чьих-то сигналов.
Призрачная душа, кем бы она ни была, хотела докричаться именно до неё – и не могла.
– Я не понимаю, что тебе нужно! Не понимаю!
Тишина – и давящее, тягостное чувство, что маленькая тень не отстанет, пока не добьётся своего. Ты должна
Небо подёрнулось пеплом, вечер смешал все краски с оттенком остывшей золы. От безысходности Геля принялась нарочито греметь посудой, как будто громкие звуки могли отпугнуть неживое существо: бухнула на плиту чайник, полный почти до краёв, – пусть кипятится; зло орудуя разлохмаченной губкой и разбрызгивая во все стороны воду из-под крана, отмыла практически до изначальной белизны древнюю эмалированную кастрюлю в блёклый цветочек; безжалостно изрубила на пластиковой разделочной досочке пару крепеньких огурцов и мясистый помидор-переросток, чтобы соорудить себе салат с остатками сметаны из баночки с надорванной крышкой.
Но хозяйственные хлопоты отвлекли её лишь на некоторое время. Чайник вскипел, салат был съеден – и вновь наступила тишина. Она показалась Геле ещё более неприятной, чем раньше: неоднородной, с вкраплениями каких-то едва уловимых шумов.
Мир был наполнен непонятными шорохами и скрипами, и Геля не могла понять: то ли это в приоткрытое окно просачиваются какие-то вполне безобидные звуки – может, просто ветер шелестит, перебирает гирлянды из листьев, или приблудный ёжик забрёл на участок, – то ли в соседней комнате кто-то неловко крадётся от кресла до дивана, ступая мягко-мягко, почти бесшумно, то замирая, то продвигаясь чуть дальше. А диван совсем близко к двери на кухню…
Она жалела, что не взяла с собой плеер: воткнуть бы сейчас наушники, включить музыку на полную громкость – и заглушить все эти фантомные шуршания и шевеления, не думать – а вдруг сейчас кто-то выглянет из-за дверного косяка?
Ночь тем временем придвигалась всё ближе, в освещённой кухне Геля чувствовала себя на виду, как рыбка в аквариуме с подсветкой, и ей не оставалось ничего иного, кроме как тихонечко отступить на второй этаж. Ложиться спать было ещё рановато, но можно ведь что-нибудь почитать перед сном, чтобы хоть как-то отвлечься, занять разыгравшееся воображение.
Геля поднялась к себе в мансарду, заставляя себя не спешить и не оглядываться, закрыла дверь на задвижку, включила торшер возле дивана. Ну вот. Теперь главное – заставить себя думать исключительно о чём-то простом и будничном, о скучных повседневных делах. Например, как завтра поступить с постельным бельём. Прополоскать наскоро или отвезти в Москву и нормально постирать там?
Но этот вполне насущный вопрос почему-то никак не желал перемещаться на первое место в списке её проблем.
Потому что внизу кто-то был. Геля теперь в этом почти не сомневалась. Сейчас она не слышала абсолютно ничего подозрительного, но отчего-то твёрдо знала, что кто-то кружит по комнатам, ищет её. И вскоре тоже поднимется наверх.
Ты здесь одна. Одна. Надо твердить себе это как заклинание… Она вздрогнула от внезапного стука в окно. Медленно подошла… О стекло билась ночная бабочка: ей нравилось сияние электрической лампы, она жаждала прорваться к нему любой ценой. Может быть, и неугомонный дух точно так же пытался протаранить какую-то невидимую преграду между собой и миром живых, которая особенно истончалась по ночам. Геля не была уверена, что желает ему успеха.
На цыпочках возвращаясь к дивану, она наступила на скрипучую половицу – и замерла. Там, за дверью. На тёмной лестнице. Кто-то слушает. Она стояла в круге неяркого света, повторяя: «Здесь никого больше нет, кроме тебя. Ты одна».
Верилось с трудом.
Минуты утекали в никуда, всё ещё в джинсах и майке, а не в пижаме, Геля сидела на полу за диваном, поближе к лампе, пыталась читать случайную книгу, но дёргалась то и дело и поглядывала в сторону двери. Она оставалась закрытой, и всё-таки… что-то уже проникло в комнату… и вот-вот покажется… откуда-то выглянет… вот-вот… Почему сейчас? Не вчера, не позавчера?!
Зажмурь глаза. Успокойся. Ты одна. Совсем одна. Наедине с собой.
Наедине…
…с собой.
И внезапно чёткое, ослепительно яркое воспоминание обрушилось на неё:
– Пусть явится, кто захочет! – говорит Наташа. Ей надоело спорить, какого духа нужно вызвать. За окном темно, шелестят ветви яблонь.
– Погоди, надо же, наверное, уточнить, из какого примерно века? – это Макс, он любит точность.
– Лучше из будущего! – подхватывает Лена.
– А разве можно вызывать духов не только из прошлого? – с сомнением бормочет Илья…
Она считала тогда, что духи обитают там, где время не имеет значения, а следовательно, им можно путешествовать по его течению в любую сторону. И она подумала: интересно было бы побеседовать с собственным призраком. Ну, он ведь появится когда-нибудь. Идея была пугающей – как любая мысль о смерти, но и заманчивой одновременно. У кого же ещё узнавать свое будущее? Твой дух не станет гадать и предполагать, а всё расскажет как есть. То есть как было. Он ведь уже знает, какую жизнь ты проживёшь. На этом Геля немножко запуталась, но в правильности своих рассуждений не усомнилась по-прежнему. И вот все постановили: «Да пусть приходит кто угодно из потустороннего мира!» – и только она загадала про себя, кого хочет увидеть.
С этого момента в доме появилось нечто маленькое, незримое, несчастное… «Да, это я, – вдруг поняла Геля с ужасом, – это моя душа», её и при жизни-то никто не принимал во внимание – ни друзья, ни родители, ни сама Геля, а теперь – тем более. Но она так хотела быть услышанной… предупредить… Потому что действительно знала будущее.
Знала, что придётся общаться с людьми, которым безразлична, каждый день посвящать нелюбимой работе… Она хотела крикнуть: неужели это – жизнь? И так будет до самого конца?
Геля, может быть, пора спросить себя:
– Ты боишься смерти? Боишься, что тебя… не будет?
– Конечно…
– Но тебя и так нет!
Нет! – эхо от беззвучного крика. – И никогда не было!
Неужели правда?
Она сидела в углу, между стеной и диваном, обхватив колени руками, и плакала. Некрасиво хлюпая носом. Плакала, плакала и не могла остановиться. Это так страшно – знать, что ты лишила кого-то жизни. А ещё страшнее – знать, что этот кто-то – ты сама.
Учёба, работа, дом, окружающие люди – всё было не твоё. А ты цеплялась за них, боялась что-то изменить… и навсегда осталась серой тенью, обречённой видеть, что всё могло сложиться иначе. Каково помнить об этом целую вечность! Беситься в безнадёжных попытках что-то исправить, достучаться до самой себя. Несколько счастливых дней тебе казалось: может быть, что-то изменится… может быть, ты наконец-то прислушалась… поняла… Но вот отпуск подошёл к концу – и выяснилось, что возвращение к привычному унылому существованию неизбежно.