Король говорит!
Шрифт:
«Я не знаю, не послали ли Вы ее в качестве мягкого напоминания, что мне следует чаще приходить к Вам, но мне приятно Ваше доброе намерение сделать мне подарок, — писал герцог. — Как Вы можете себе представить, мои мысли в последнее время были заняты другим, и должен сказать, это напряжение ни в малейшей степени не отразилось на моей речи. Так что все хорошо»[74].
Книги на день рождения стали чем-то вроде традиции. Где бы он ни был и чем бы ни занимался, Лог посылал герцогу к 14 декабря одну или несколько тщательно выбранных книг, и так до конца его жизни. Герцог, даже после того как стал королем, отвечал благодарственным письмом, написанным
Глава седьмая ЗАТИШЬЕ ПЕРЕД БУРЕЙ
1930-е годы оказались самым бурным десятилетием двадцатого века. Крах на Уолл-стрит в октябре 1929 года положил конец «ревущим двадцатым», открыв дорогу Великой депрессии, которая привела к неисчислимым экономическим невзгодам во всем мире. Она также способствовала восхождению к власти Адольфа Гитлера, ставшего канцлером Германии в январе 1933 года, что положило начало цепи событий, приведших через шесть лет ко Второй мировой войне.
Между тем для герцога по крайней мере первые шесть лет этого десятилетия были годами мира и покоя. «Это был едва ли не последний промежуток безмятежного покоя, который ему довелось узнать, — писал его официальный биограф, — период, когда установилось счастливое равновесие между ревностным исполнением обязанностей слуги государства и радостями существования мужа и отца»[75].
Постепенно, однако, у герцога появлялись новые обязанности на службе короне. В качестве государственного советника во время болезни отца он представлял его в октябре 1928 года в Дании на похоронах Марии Дагмары, вдовствующей русской императрицы, и в марте следующего года — на свадьбе двоюродного брата, норвежского кронпринца Олафа. В том же месяце он был назначен лордом Верховным комиссаром Генеральной ассамблеи Церкви Шотландии. Другие обязанности, как и неизбежные другие публичные выступления, ждали его впереди.
Были перемены и в домашней жизни: 21 августа 1930 года родилась его вторая дочь, Маргарет Роз, а в сентябре следующего года король предоставил ему и герцогине Роял-Лодж в Большом виндзорском парке в качестве загородного дома.
Принцессы, подрастая, быстро превращались в светских знаменитостей. Газеты и журналы по обе стороны Атлантики охотно публиковали их фотографии и рассказы о них, и часто с согласия и одобрения самой королевской семьи, понимавшей ценность такой известности. Примечательно, что третий день рождения малышки Лилибет (как Елизавету называли в семье) был сочтен достаточно значительным событием, чтобы поместить ее фотографию на обложку журнала «Тайм» от 21 апреля 1929 года, хотя в то время ее отец не был даже наследником престола.
Между тем менялись и обстоятельства жизни Лога. В 1932 году они с Миртл переехали из Болтон-Гарденз на высокие холмы Сайденхема, в местность, где располагались преимущественно викторианские виллы с обширными садами и с великолепным видом на город. Их дом «Буковая роща» — Сайденхем-Хилл, 11 — был просторным, хотя и несколько обветшалым трехэтажным зданием с двадцатью пятью комнатами, построенным в 1860-х годах. Лишь несколько улиц отделяли его от Хрустального дворца — гигантского павильона из чугуна и стекла, построенного для размещения Всемирной выставки в 1851 году. Он был воздвигнут в Гайд-парке, но по окончании выставки перенесен на юго-восток Лондона. Когда Хрустальный дворец погиб в грандиозном пожаре 1936 года, собрав вокруг себя сотню тысяч зрителей, Лайонел и Миртл оказались на лучших зрительских местах.
К тому времени Лори Лог был уже крепким молодым человеком двадцати с лишним лет, шести футов росту, с атлетической статью, унаследованной от матери. Он уехал в Ноттингем изучать в фирме «Лайонз» профессию организатора банкетов. Его брат Валентин изучал медицину в больнице Святого Георгия, в то время расположенной на Гайд-парк-Корнер. Младший, Энтони, учился в Далидж-колледже, в полутора милях от дома. Для содержания дома в порядке требовалось несколько слуг, но лишние помещения пришлись кстати, так как семья сдавала их для пополнения бюджета.
К великой радости Миртл, при доме был сад почти в пять акров, с аллеями рододендронов и полоской леса в дальнем конце, где, если верить слухам, хоронили умерших во времена Великой чумы[76]. Был и теннисный корт. В память о родной стране Миртл удалось вырастить эвкалипт и австралийскую мимозу — правда, в теплице, а не снаружи, в прохладном лондонском климате.
К тому времени отношения с герцогом стали вызывать у Лога смешанные чувства. Как всякий учитель, он мог гордиться достигнутым, однако чем больших успехов добивался ученик, тем меньше он нуждался в учителе. Лог, однако, поддерживал контакт с герцогом, регулярно писал ему и продолжал посылать поздравления и книги ко дню рождения. Письма от герцога вместе с черновиками его собственных писем неизменно помещались в альбом.
8 марта 1929 года, к примеру, Лог написал герцогу, прося сообщить, как проходят его выступления. «В это время года я всегда опрашиваю всех своих пациентов, чтобы выяснить, каково их самочувствие, вполне ли благополучно обстоит дело с речью и нет ли каких-либо жалоб, — писал он. — Поскольку я всегда относился к Вам как к одному из своих пациентов, я надеюсь, Вы не будете в претензии на меня за эти вопросы». Через пять дней герцог прислал ответ, что, хотя в доме полно больных гриппом, на его нескольких публичных выступлениях все прошло хорошо[77].
В сентябре герцог написал Логу из замка Глэмис в ответ на его поздравление по случаю рождения принцессы Маргарет Роз: «Наше ожидание несколько затянулось, но все закончилось благополучно. Моя младшая дочь чувствует себя хорошо, и у нее отличные легкие. Состояние жены — превосходное, так что в этом отношении все в порядке. С речью у меня нет никаких неприятностей, и беспокойство на ней никак не отразилось». Затем в декабре, в день рождения герцога, пришло обычное письмо с благодарностью за «книжечку, которая всем хороша и занимает так мало места в кармане».
Люди из окружения герцога также постоянно проявляли интерес к работе с ним Лога, что очевидно из написанного от руки и многое объясняющего письма личного секретаря герцога Патрика Ходжсона от 8 марта 1930 года:
Дорогой Лог,
если бы Вы смогли убедить герцога почаще разговаривать на приемах, Вы оказали бы всем нам большую услугу. Он хорошо держится во время трапезы, но, когда к нему подводят и представляют людей, он имеет обыкновение пожимать им руки, не произнося ни слова. Я думаю, это вызвано исключительно застенчивостью, но на незнакомых людей производит скверное впечатление. Он, я знаю, боится, что подойдет к человеку — и вдруг не сможет выговорить ни слова. Но если бы Вы убедили его, что ему полезно пересиливать себя, это очень помогло бы, потому что этим летом ему предстоит много таких приемов.