Король-Лебедь
Шрифт:
Он помнит свою жизнь лишь до этого места, а дальше провал… в этот момент к костру подходит Хаген, он подливает в вино Зигфриду снадобье, снимающее заклятие, и Зигфрид вспоминает и огненную скалу, и свой поцелуй, пробудивший валькирию ото сна. Вспоминает Брунгильду, которой поклялся в верности и которую отдал Гунтеру.
– А теперь еще раз вспомни своего учителя Миме, – шепчет ему на ухо Хаген. – Я сын Альбериха, брата Миме, которого ты убил в благодарность за то, что тот воспитывал тебя с самого рождения.
Воспользовавшись тем, что Зигфрид отвернулся, утирая слезы, Хаген поразил его копьем в спину.
Хаген и Гунтер дерутся из–за сокровищ Рейна, и Хаген убивает Гунтера. Когда же Хаген пытается сорвать с руки Зигфрида кольцо нибелунгов, мертвая рука угрожающе поднимается. Хаген бежит в страхе от мертвого героя.
В это время приходит Брунгильда. Она видит мертвого Зигфрида и приказывает разложить на берегу Рейна погребальный костер. На него кладут Зигфрида. Когда костер разгорается, Брунгильда в воинских доспехах на коне бросается в пламя и погибает в нем.
Огонь поднимается до самого неба, пожирая Вальхаллу. Боги погибают. Кольцо возвращается на дно Рейна, где лежит по сей день.
Вот так закончилось проклятье, уравнялись судьбы, смерть славнейшего героя Зигфрида послужила искупительной жертвой и пали боги.
Людвиг смотрел в огонь камина. Где–то недалеко возле замка Берг его подруга светлая ведьма Магда зажгла другой огонь, его отблески можно было заметить на озере.
«Если рыцари Грааля предадут меня – рано или поздно они тоже погибнут, как погибла прекрасная Вальхалла, как погибли древние боги», – теперь ему вдруг стало непонятно и странно замешательство секретаря, посмевшего усомниться в верности рыцарского слова.
«Как же странно устроены люди. Они перестали верить и доверять. Но с другой стороны, в чем–то он прав, я мог шагнуть с крыши и, не достигнув врат, найти смерть на булыжном дворе. Так где же правда? Можно ли попросить гарантий и ждать, что их исполнят? Можно ли доверять богам, обладая не божественным, а всего лишь человеческим разумом, дрожащей душонкой и целым роем сомнений?
Господи, как же тяжело жить, не доверяя никому и никогда…
Последний раз Мона сказала, что они уже переправляли к себе нескольких человек из прошлого. Но всегда ли это происходит в физическом теле или это путешествие имеет эфирную, эмпирическую природу – она молчит. Что же делать?»
Людвиг встал и, добравшись до окна, смотрел какое–то время в ночь.
«Безусловно, моих знаний не хватает для того, чтобы понять всего того, что необходимо знать, для того чтобы пересечь этот барьер. Но при этом Мона говорила, что уже переносила в свой мир людей далекого прошлого, а следовательно, они еще в меньшей степени обладали знаниями, чем я. Как же они объясняли им? Называли царство Грааля раем и забирали туда избранных? Или гротом Венеры. А раз так, то, может, Тангейзер и был одним из посвященных в таинства рыцарей Грааля.
Он был перенесен в волшебное место, называемое гротом Венеры, за которым начинался мир, лучше которого нет, – мир Грааля. А потом, вернувшись в наш мир, не смог здесь жить, продолжая любить свою даму и мир, частью которого он стал.
Но, если Тангейзер мог вернуться, следовательно, он был перемещен в грот Венеры в физическом теле. И значит, мне следует ожидать именно этого… Или… Как мало знаний, как ничтожно мало мы знаем на самом деле.
Когда человек покупает дом или переезжает в другую страну, он собирает сведения относительно того, что ждет его в путешествии и на новом месте. Он может покупать книги, расспрашивать тех, кто уже был там и совершал подобные переезды. Но мне не у кого спрашивать. Я совсем один».
Пленник
Тем не менее комиссия опасалась сразу же перевозить короля в приготовленный для него замок Берг, так как до сих пор не прибыл курьер с манифестом об устранении короля от престола. А одного разъяснения полномочий комиссии было явно недостаточно. Из–за чего их действия можно было расценивать как не имеющие под собой юридической силы.
Уже в Хохеншвангау король получил телеграмму от Бисмарка, предлагающего ему выступить в палате депутатов с заявлением о заговоре и государственной измене.
Находившаяся в этот момент на Штарнбергском озере Елизавета Австрийская рассылала телеграммы во все королевские дома Европы, умоляя заступиться за несчастного баварского короля. Сама Елизавета со свойственной ей решимостью и смелостью была готова вступить в сражение с охранявшими Людвига жандармами и выкрасть его из унизительного заточения.
«…Решайтесь же, мой друг, – писала императрица Людвигу, – пока вы в Хохеншвангау, вам достаточно перебраться через горы, для того чтобы оказаться на свободе. Но, даже если ваши тюремщики не позволят вам этого, моя коляска будет ждать вас за Шванбергским озером у скалы Девы, откуда мы уедем в Австрию или Швейцарию. Решайтесь же, Людвиг, ваша жизнь принадлежит не только вам. Она достояние этого мира, часть самых главных его сокровищ!
Спасите себя, Король–Лебедь, божественный Лоэнгрин, или позвольте мне сделать это.
Преданная вам Елизавета».
Получив письмо императрицы, Людвиг долгое время ходил взад и вперед по залу Лоэнгрина. Эсклармонды не было рядом, как не было ни кого, с кем можно было посоветоваться или выработать план действий. С тоской он глядел в окно, в котором не возникало больше очертание входа, столь заметного в Нойшванштайне. Тревожные мысли посещали его одна за другой.
В какой–то момент Людвиг решил, что сопровождающие его всю жизнь рыцари Грааля теперь оставили его, как, по слухам, перед самой казнью оставили Жанну Д’Арк руководившие ею голоса. Он чувствовал себя потерянным, обманутым и забытым.
Вечером он принял в своем кабинете советника и придворного врача Муллера, который также умолял Его величество бежать.
Ах, наивные люди, куда мог бежать истерзанный, измученный король? Бежать от цели своей жизни? От самой возможности пройти, наконец, через врата в страну Грааль, где ждут его друзья и любимая женщина, где добро и благородство не подменяются сомнительными ценностями денег и положения в обществе?
Не зная, куда деваться от охватившей его тоски и отчаяния, Людвиг вызвал к себе камердинера Вебера и несколько часов беседовал с ним, пытаясь при этом решить, что делать. После Вебера король пожелал встретиться с ненавистным Майром, надеясь получить из его уст оценку ситуации в том виде, как видели ее иллюминаты.