Король Матиуш Первый
Шрифт:
— Хорошо, — сказал Матиуш, — подождите, пока я закончу с детьми, потому что это их часы, а потом я поговорю с вами.
— А не позволите ли вы, ваше величество, остаться мне в тронном зале? Я не буду мешать. А завтра я напишу в газеты, как происходит аудиенция у короля, это очень интересно для тех, кто, читает газеты.
Матиуш приказал дать журналисту стул, тот сел и все время что-то записывал в свой блокнот.
— Пожалуйста, говорите, — сказал Матиуш, когда последний мальчик вышел из тронного зала.
— Король, — начал журналист, — я не отними много времени. Буду
Но вопреки этому заявлению, журналист говорил очень долго и интересно. Матиуш слушал внимательно и, наконец, прервал:
— Я вижу, дело действительно важное. Я приглашаю вас поужинать со мной, а потом мы пройдем в кабинет, и вы закончите.
До одиннадцати часов говорил журналист, и Матиуш ходил по кабинету, заложив за спину руки, и внимательно слушал. Матиуш впервые видел человека, который пишет в газеты, и должен был признать, что это умный человек и, хотя и взрослый, совершенно не похож на его министров.
— Вы только пишете или также рисуете?
— Нет, в редакции каждой газеты есть люди, которые пишут, и другие, которые рисуют. Если; бы вы, ваше величество, пожелали посетить нашу газету, мы были бы счастливы.
Матиуш давно уже не выезжал из дворца, так что охотно воспользовался приглашением и назавтра же поехал в редакцию.
Это был большой дом, украшенный в честь Матиуша флагами, коврами и цветами. На первом этаже стояли огромные машины, на которых печатали газету. Выше была контора, откуда газеты посылали на почту и продавали. Отдельно был магазин, где принимали объявления и плату за них.
Еще выше была редакция, где за столами сидели люди, которые писали то, что тотчас же внизу печатали. Сюда приносили телеграммы со всего света, звонил телефон, бегали перемазанные мальчики и несли исписанную бумагу в типографию, там писали, тут рисовали, там гудела машина. Совсем как на войне во время наступления. На серебряном подносе подали Матиушу свежую газету, где была его фотография, изображавшая, как во время аудиенции он принимает детей, — и все было напечатано, что говорили дети Матиушу и что Матиуш им отвечал.
Матиуш целых два часа провел в редакции, и ему все очень понравилось, особенно же то, что здесь все так быстро делается. Теперь он не удивлялся, что в газете написано обо всем, что случилось: какие были пожары, какие кражи, кто попал под машину и что делают короли и министры во всем мире.
Журналист был прав, газеты знают все. Как быстро сообщили газеты, что делал Матиуш, когда поехал в гости к иностранным королям, как быстро они оповестили о начале войны и как сразу же узнали, что Матиуш возвращается из страны людоедов.
— А почему вы не знали тогда, что я удрал на фронт, а тут была только фарфоровая кукла?
— О, мы прекрасно это знали, но мы не все пишем. В газетах пишется только то, что нужно, а остальное мы знаем только для себя. Народ не должен знать всего, и за границей обо многом не должны знать.
Вечером Матиуш снова долго разговаривал с журналистом. Значит, так.
Все, что делает Матиуш, это не реформа. Матиуш не реформатор, но может им стать. Матиуш хочет сделать так, чтобы управлял весь народ. Тогда надо сделать два парламента: в одном будут управлять взрослые, в другом — дети. Пусть дети также выберут своих депутатов и пусть скажут, что они предпочитают — шоколад, куклы, перочинные ножи или что-нибудь другое. Может быть, они предпочтут конфеты, а может быть, ботинки, а может быть, захотят получать деньгами, и каждый купит себе то, что ему нравится.
Дети, так же, как и взрослые, должны иметь свою газету, и чтобы она выходила ежедневно. В эту газету они должны писать, что они просят короли для них сделать, а не так, чтобы король делал то, что придет ему в голову. Потому что король не может знать, кто чего хочет, не может знать всего, а газета все знает. Например, тогда не все дети получили шоколад, потому что в деревнях чиновники сами его съели, и дети даже не знали, что им полагается шоколад, и все потому, что у них нет своей газеты.
Это было для Матиуша так ясно, что ему казалось, что он сам давно уже об этом думал. Четыре вечера подряд он советовался с журналистом, все обдумал и на ближайшем совете министров попросил слова.
— Господа министры! — начал Матиуш и выпил воды, так как собирался говорить долго. — Мы решили, что управлять страной должен весь народ, чтобы весь народ мог сказать, что ему нужно. Но вы забыли, господа, что народ — это не только взрослые, но также и дети. У нас несколько миллионов детей, и они тоже должны управлять. Пусть будут два парламента: один — для взрослых, и там будут депутаты взрослых и министры взрослых, а другой — для детей, и там дети будут депутатами и министрами, Я король и взрослых, и детей, но если взрослые находят, что для них слишком маленький, пусть выберут себе взрослого короля, а я останусь королем детей.
Матиуш четыре раза пил воду и говорил очень долго, и министры поняли, что это не шутка, что сейчас дело идет не о шоколаде, не о коньках или качелях, а об очень важной реформе-
— Я знаю, что это трудно, — закончил Матиуш свою речь. — Все реформы трудны: Но надо начать. Если мне не удастся сделать все, как надо, мои реформы завершит мой сын или внук.
Министры склонили головы. Так долго и так умно Матиуш никогда еще не говорил. Это правда — дети тоже народ, следовательно, и имеют право управлять. Но как это сделать? Сумеют ли они, не слишком ли они глупые?
Сказать, что дети глупые, министры не могли, ведь Матиуш тоже был ребенком. Ну, что ж: надо будет попробовать.
Газету для детей учредить можно; Матиуш привез много золота, так что деньги есть. Но кто будет писать в эту газету?
— Журналист у меня уже есть. Министром будет Фелек.
Для Матиуша было очень важно доказать Фелеку, что он продолжает быть его другом, так как Фелек часто его поддразнивал и говорил:
— Господская милость до порога. На войне под пулями хорош был Фелек. А на балы, в театр или на море собирать ракушки — лучше Стасек и Еленка. Но в страну людоедов снова поехал Фелек, ведь там опасно, так что мамочка не отпустила Стасека и Еленку. Ну, что ж, ведь я сын простого взводного, а не господина капитана. Может быть, опять появится какая-нибудь опасность, и снова Фелек будет нужен.