Король на именинах
Шрифт:
Но молодые люди за столиком услышали и посмотрели на пожилого мужчину.
– Вы о нас?
– И о вас, и о себе. Я тоже когда-то думал, что самый умный и знаю больше, чем старики.
– А сейчас уже так не думаете? – кучерявая девчонка, улыбаясь, внимательно смотрела на Карла.
Он казался ей похожим то ли на известного артиста, то ли на знаменитого писателя. Где-то она видела это лицо, глубоко посаженные глаза, немного презрительный рот, короткую седую стрижку, залысины, худые щеки и руки с удивительными пальцами, сильными, длинными, чуткими.
Мобильник Карла пропиликал мелодию из «Травиаты» Джузеппе Верди. Законный взял трубку, даже не взглянув на номер, высветившийся на дисплее, подошел к стойке, облокотился на нее.
– Ну что, Акулов? Он клюнул?
– …
– Да, могу. Угу. Вот так, значит.
– …
– За себя не бойся.
Карл снял с плечиков плащ, взял зонт и, подмигнув кучерявой девчонке, словно та была его сверстницей, покинул бар «Лондон». А на стойке осталась банкнота – Карл всегда расплачивался. Он отличался какой-то старомодной щепетильностью, чем порой очень удивлял Николая Бунина и окружающих.
Кучерявая девушка посмотрела вслед вору в законе и вдруг сказала:
– О, знаю, на кого этот мужчина похож!
– Ну? – спросили ее приятели.
– На актера мхатовского театра, он еще, по-моему, роль писателя Бунина в фильме играл.
– Брось, Лиза, никакой он не актер.
Они пару минут спорили. Наконец девушка подозвала бармена:
– Скажите, пожалуйста, мужчина, важный, который вот здесь сидел, он кто? Он актер?
Бармен заморгал:
– А вам зачем?
– Мы с ребятами поспорили.
– Я в театр не хожу, для меня все посетители ценны, – сказал бармен уверенным тоном.
– Просто не хотите говорить! Он часто сюда заходит? Я бы автограф у него взяла.
– Нет, не часто, девушка, – бармен тяготился расспросами.
Зазвенел старый телефонный аппарат на стойке. Бармен важно снял трубку.
– Бар «Лондон»
– …
– Он только что ушел.
– …
– Не знаю, когда будет. – Бармен отложил трубку, выбежал на улицу, вернулся. – Нет, уже не видно.
– Из театра, наверное, звонили. А может, с киностудии, – шепотом сказала кучерявая. – Я же вам говорила, а вы мне не верили.
Дождь из нависающих над Москвой тяжелых туч никак не начинался, хотя иногда слышались далекие раскаты грома, глухие, похожие на грохот проносящихся под землей поездов метрополитена.
Карл подошел к машине, стоящей во дворе, оперся о капот, посмотрел в небо и тихо пропел:
– Шумел камыш, деревья гнулись, и ночка темная была…
Затем звонко щелкнул пальцами, словно этим жестом пытался отогнать навязчивые мысли. Двое блатных, один в черном костюме, другой в белом, уже сидели в машине.
– Автосалон «Четыре колеса», – сказал Карл, забираясь на заднее сиденье.
Водила понимающе кивнул, сверкнув фиксой, и черный автомобиль сорвался с места, вылетел из арки, резко, но почти беззвучно развернулся и пронесся рядом со входом в бар «Лондон».
Всегда по вечерам, после того как замирал рынок,
Одни деньги пахли рыбой, другие краской или фруктами. Четыре человека сортировали деньги, пересчитывали, перетягивали пачки аптечными резинками и аккуратно складывали в коробку из-под обуви. Когда на столе уже ничего не оставалось, Артист подводил черту в записной книжке. Под записанными в одному ему известном порядке суммами. Этот маленький блокнотик в черной обложке являлся и тайной бухгалтерской книгой, и ведомостью, по которой «братки» Артиста получали твердые ставки, а иногда и премию за хорошо сделанную работу.
Момент пересчета денег прежде радовал Артема Кузнецова. От полной обувной коробки всегда веяло надежностью, в душе поселялась уверенность в завтрашнем дне.
«И завтра будет то же самое, и послезавтра и далее».
В один день денег случалось больше, в другой меньше. Но сегодня вечером, держа в пальцах зажженную сигарету, Артист думал уже не о пачках, падающих в коробку с глухим стуком. Эти деньги утратили свою магию, теперь они казались ему мелочью.
Сигарета в пальцах дрожала, и Артист даже забывал затянуться. Серый столбик пепла падал, рассыпался, а Кузнецов этого не замечал. Он был погружен в размышления.
«У Пашки большие деньги. А если сможет на общак сесть, то денег у него будет выше крыши, он сможет себе позволить все, что захочет. А что могу я? Что я имею? Да по большому счету совсем мало. Другие в мои годы самолеты собственные имеют, заводы, фабрики. Чем я хуже Пашки? И голову на плечах имею, он моими руками все делает. Сам замараться боится!»
Артист уже не обольщался купленной за деньги воровской короной. Он как был бандитом, так им и остался. Сегодня шампанское рекой, девки какие хочешь, а завтра нары, и снег под ногами заскрипит, и собаки, надрываясь, станут рваться с поводков.
«Я не под это заточен, я большего достоин, – Артист даже на деньги не глядел, словно их перед ним не было. – Недолго осталось. Пашка меня не кинет. С ним я в легальный бизнес уйду. Он знает, как это сделать. Получается же у других стать бессмертными. Как один известный олигарх, ему ведь ничего не сделали, живет себе сейчас за границей и на экране телика появляется, когда захочет».
Деньги были пересчитаны, разложены. Артист уже записал все суммы, разнес их по страничкам своего блокнотика. Но коробку не закрывали, скотчем не заклеивали, ждали распоряжения босса, когда он подведет черту. Артист сидел в оцепенении с догоревшей до самого фильтра сигаретой.