Король на площади
Шрифт:
— Угу, и вся в трещинах, — вставил Кароль.
Я отмахнулась:
— Сколько же утеряно секретов старых мастеров! Ах, если б можно было отыскать рецепт их красок…
— Другие мечтают найти золотые клады, а она — давно засохшие краски!
— А «Явление»? Как бесподобно подобраны оттенки! Сияние выходит за рамки картины, разливается вокруг… просто пышет огнем.
— Как бы пожара не случилось! — тревожился Кароль.
Я укоризненно взглянула на Человека С Птицей: я пытаюсь донести до него все свое восхищение, всю свою благодарность, а он… Ох, кажется, мои неумеренные
И задала вопрос, который следовало задать с самого начала:
— А как ты все-таки добился, чтобы нас впустили внутрь?
Кароль подмигнул:
— Кое-кто из охраны мне должен!
— Опутал своими сетями весь город?
— Не весь, но большую его часть. Кстати о должниках: ты помнишь, что обещала взамен?
Я вспомнила — и от того настроение упало еще больше.
— Да, — отозвалась осторожно. — Но, Кароль…
— Уверен, у тебя очень хорошая память. Всё, дальше иди одна. Бедняга Джок уже проголодался.
— До свидания, Кароль, — сказала я.
И, повинуясь неожиданному порыву, положила руки на твердые плечи мужчины, приподнялась на носках и, выдохнув: «Спасибо тебе!» — поцеловала в уголок рта. Губы шевельнулись ответно, руки вскинулись — обнять, но я уже отпрянула и торопливо устремилась вниз по улочке. Перед тем как завернуть за угол, обернулась помахать неподвижно стоящему Человеку С Птицей.
Он коротко махнул мне в ответ.
Глава 9
В которой Кароль лезет в окно
Стареет, реакцию теряет, вот и не успел воспользоваться неожиданным поцелуем. Глядишь, лежал бы в уютных объятиях вдовушки — явно уютных, ни глаза, ни ощущения его не обманывают.
И не пришлось бы сейчас плестись по улице, придерживаясь одной рукой за стены домов, а другой — за окровавленный бок.
Опять же реакция подвела, лишь чуть успел уклониться от выскочившей из подворотни стремительной тени. На второй удар ответил уже как должно: нож со звоном укатился в темноту, а нападавший сложился пополам; от добавочного пинка что-то еще и хрустнуло. Зато потом пришлось удирать от его сотоварищей — с четырьмя он вряд ли бы справился, даже будучи целым и здоровым. Счастье, что эти улочки изучены вдоль и поперек еще с юности. А вот преследователи их не знают. Интересно…
Перемахнув третью по счету ограду, он прислонился к стене, переводя дух и прислушиваясь. Преследователи не были профессиональными убийцами, иначе бы он умер сразу, быстро и тихо. И все же вряд ли эта четверка поджидала любого припозднившегося небогатого горожанина с целью прикончить его без лишних разговоров и грабежа. Значит…
Значит, ему следует убираться отсюда по возможности быстро и далеко.
После очередного приступа жестокого головокружения он обнаружил, что находится у дома Грильды и не сможет преодолеть даже пары метров. А вот торопливые шаги преследователей в ночной тиши были слышны очень ясно и близко.
Вряд ли трепетная Грильда переживет его полночное появление в таком непрезентабельном — окровавленном — виде. Но вот ее хладнокровная жиличка… Он поднял голову и поглядел на светившееся окошко.
Я уже собиралась задуть свечу, как испуганно вздрогнула от внезапного стука в окно. Застыла, не зная, что делать — бежать, кричать, звать на помощь? Глубокая ночь! Второй этаж! Что за…
Стук повторился — требовательный, нетерпеливый. Неплотно прикрытое окно распахнулось, внутрь проникла рука, нашаривающая защелку второй створки. Я попятилась, машинально нащупывая что-нибудь тяжелое.
Окно открылось.
Показалась вторая рука, потом голова, плечи…
Я не издала вопля только лишь потому, что узнала лезущего в окно мужчину. Но на смену параличу страха пришло возмущение.
— Кароль, какого койкаса ты…
Я замолчала, когда он упреждающе вскинул ладонь. Окровавленную ладонь. Не отступила, но, ошеломленная, не попыталась и помочь. Такой крупный мужчина вряд ли пролезет в столь маленькое окошко…
Пролез. Извиваясь, оставляя на раме клочья одежды, а то и самой кожи, втиснулся в окно и, отдуваясь, опустился на пол. Я безмолвно смотрела на него. Кароль отвел со лба мокрые пряди волос и спросил:
— И что ты собираешься делать этой самой штукой?
Я посмотрела на зажатую в своей руке кочергу. Прошипела с чувством:
— Огреть тебя по твоей безмозглой башке, разумеется! Но вижу, кто-то успел раньше…
— Ну да, — морщась, он сел поудобнее. — Целил в голову, а попал в бок. Промахнулся! Не хочешь помочь мне, добрая дама художница?
— Не имею ни малейшего желания, — подтвердила я, возвращая камину его кочергу. — Ты…
Но Кароль вновь вскинул руку, призывая к молчанию, и невероятно быстро метнулся вперед, кончиками пальцев погасив свечу на столе. Я ослепла, зато очень ясно услышала звук торопливых шагов, стихших возле самого дома.
— Куда он делся?!
— Амулет вел сюда…
— Эта твоя дешевая побрякушка!..
— Ну не улетел же он!
— Давайте рысью — один налево, второй направо, я прямо. Встретимся на перекрестке!
Топот стих. Лишь плотно закрыв окно и ставни, я зажгла свечу вновь. Молча уставилась на незваного гостя: тот показательно охнул, хватаясь за окровавленный бок. Но я не намеревалась его жалеть — раз уж он, раненный, сумел взобраться на второй этаж, то явно не собирается моментально отойти в мир иной. Я продолжала бесстрастно смотреть на Кароля. Он завилял по комнате взглядом и сказал неожиданно:
— Не хочешь ли одеться?
— Ах, простите, мой король, я оскорбила вашу стыдливость? Дело в том, что я никак не могла ожидать столь высокого визита!
Впрочем, ночная рубашка и чепец и впрямь не лучшее одеяние для гневных речей. Я ограничилась тем, что набросила шаль и скрестила на груди руки.
— Так в чем дело?
— Я ранен!
— Но я-то здесь при чем?
— Эмма! — шепотом возопил Кароль. — Прояви же наконец человеческое и женское сострадание! Хочешь, чтобы я умер здесь, у твоих ног?!