Король ничего не решает
Шрифт:
«Он готовился?»
Эта мысль немного льстила и немного пугала.
«Он был уверен, что убедит меня.»
А вот эта мысль пугала сильнее.
«Интересно, какой был бы его следующий аргумент? И как далеко он зашёл бы? Он же не умеет сдаваться.»
Она решила не думать об этом сейчас, полчаса всё равно ничего не изменят, и сосредоточилась на персиках. Разрезала их на дольки, стала раскладывать на тарелке красиво, пытаясь вспомнить, как проходили их встречи в те незапамятно-далёкие времена, когда она делала это
«Я его любила.»
Персик пах так нереально волшебно, что было сложно поверить, что он настоящий, хотелось искать подвох, искать этикетку и читать состав, и со злой радостью находить там миллион ароматизаторов, стало бы настолько легче.
«Я любила его, с первого чая, с первого разговора, я готова была себя в чайник налить, лишь бы он задержался на лишнюю минуту. Какая несправедливая, жестокая мощь в этом эволюционном механизме. Как его победить?»
Чайник закипел, она достала баночки и заварила любимый чай Барта, "Рог изобилия".
По памяти мазнул неприятный голос короля Георга: "Подделка".
«Сам ты подделка.»
И голос Даррена: "Король ничего не решает".
«А кто решает, вы, что ли? Полпроцентный командир.»
И следующая сцена — министр велит командиру специальных мальчиков проваливать, а он показывает ему три пальца и не уходит.
«Что это значило? Профессиональный жаргон? Поправка номер три? К чему?»
Специальные мальчики не ушли, но министра это мало волновало — он теперь телепортирующий маг, и она сейчас с ним, в квартире, адреса которой никто не знает, и специальных мальчиков тут нет.
«А если вызвать?»
Амулет-стекляшка жёг грудь, она приказала себе об этом не думать, закончила с персиками и стала накрывать на стол, подала чай, села в кресло и изобразила пафосную хозяйку светского приёма:
— Прошу.
Министр улыбнулся и снял наушник, положил на стол, взял чашку двумя руками. Вера тоже взяла чашку, посмотрела на министра и великодушно пригласила:
— Спрашивайте.
— Вы правда думаете, что Барту стало лучше просто от еды? — он выглядел так, как будто сам не верит в это ни на грамм, Вера сделала невинное философское лицо:
— Ну вам же стало лучше от чая.
Он рассмеялся, она спросила:
— А что за проблемы у него на практике?
— Он перессорился со всеми студентами, потому что "они тупые и ничего не понимают", потом перессорился с преподавателями, потому что "они больные и не лечатся", потом перессорился со всей лабораторией управления, потому что "они думают, что они самые умные". И ещё он кому-то из фермеров сарай спалил, так что его и там теперь не особо любят.
— И поэтому не кормят?
— Да, похоже на то, — с улыбкой кивнул министр, взял себе персик, Вера тоже взяла, спросила:
— А это было до или после того, как вы ему мешок золота на голову уронили?
Министр перестал улыбаться, положил персик. Хорошо
— Я выплачу Кайрис премию, в конце месяца, уже скоро.
— Мы сейчас про Барта, а не про Кайрис.
Он молчал, она подождала хоть какой-нибудь реакции, не дождалась и сказала:
— Любая неожиданность — это стресс, а такая неожиданность — это вообще армагеддон. У него проблемы на практике, он не справляется на работе, а вы на него ещё и это взвалили.
— Он выдержит, он к этому готов.
— Никто не готов к тому, что его счёт увеличится настолько. Это подкашивало и гораздо более взрослых, умных и стабильных людей. Зря вы это сделали.
— Я дал ему маленький лук, чтобы он понял, что это не игрушка, и не искалечил себя большим.
— Столько золота, сколько он весит — это не маленький лук, это взрослый лук, ему хватит этого для травмы на всю жизнь.
— Он должен через это пройти. Он спустит эти деньги на ерунду, и захочет ещё, но ещё я ему не дам, и ему придётся выкручиваться самостоятельно и учиться их зарабатывать.
— Я вам не про деньги говорю, а про мировоззрение ребёнка, у которого внезапно появилась куча денег, которые он не зарабатывал. Он их не ждал, не хотел, и он с ними не справится, он не готов к этому.
— Ему пора повзрослеть.
— Повзрослеть — это ощутить себя властелином мира просто потому, что у него есть деньги? Понять, что эта власть иллюзорна и опасна, обломаться, растерять друзей, потерять веру в бескорыстные человеческие отношения, а взамен приобрести вечные сомнения и цинизм?
— Рано или поздно он должен через это пройти, это полезный опыт.
— Это всё равно, что сказать "ему пора познать любовь" и нанять сотню проституток.
— Со мной примерно так и сделали.
— Вы чудовище искалеченное. Я понимаю, почему вы таким стали, и вас не виню, но я искренне не понимаю, почему вы хотите точно так же искалечить своего ребёнка.
Министр смотрел в стол и молчал, Вера без всяких амулетов видела, каких усилий ему стоит это молчание. Попыталась сделать голос менее категоричным, и добавила:
— Вы уверены, что имеете право решать, через что он должен проходить, на основании своего опыта? Вы счастливы, довольны своей жизнью, своими отношениями с людьми?
— Я не жалуюсь.
— Потому что вы не умеете, вас этому не научили, если бы научили, ваша жизнь была бы совсем другой. И Барт теперь тоже "не жалуется", он просто молча ест и уходит.
Тишина повисла над столом тяжёлой грозовой тучей, Вера не хотела её нарушать, она хотела, чтобы он ушёл, просто исчез из этой комнаты и дал ей допить чай и дочитать главу. Она уже почти готова была встать и уйти, когда министр ровно сказал, с едва уловимой ноткой сожаления: