Король поднебесья
Шрифт:
Кровь его все еще кипела, когда вдруг он почувствовал, как закружилась голова, и от внезапной слабости помутилось в глазах, словно вся жизненная сила вдруг разом покинула его. Данмор понимал, что с ним происходит. Он потерял слишком много крови — любой другой на его месте давно бы умер. Но даже его нечеловеческой силе был предел.
И однако, стиснув зубы, он решил бороться до конца!
Лес давно исчез позади. Галопом спустившись в долину, они скакали теперь по открытому месту, а над ними, похожее на черный бархатный плащ, бриллиантовой россыпью звезд сверкало небо. А еще ниже круто изгибались подножия холмов, и от земли медленно поднимался туман.
Данмор почувствовал на плечах что-то теплое. Это Беатрис, подъехав поближе, заботливо укутала его одеялом.
Он поморгал… ему казалось, что она тает в воздухе у него на глазах. Это все проклятый туман, подумал Данмор.
Какой у нее странный взгляд… холодный… она критически рассматривает его… непонятно!
— Тебе очень худо, Каррик? — спросила она.
— Со мной все чудесно, — буркнул он в ответ.
Больше она не проронила ни слова. Бок о бок они помчались вниз по тропе, круто сбегавшей вниз по склону и змеей вившейся между холмов. Данмор то и дело вскидывал голову и оборачивался, мучительно боясь каждую секунду услышать за спиной грохот подков. Но все было тихо.
Виски ломило от страшной боли, временами ему казалось, что он проваливается в какую-то черную дыру. Наверное, временами Каррик на несколько секунд терял сознание. Придя в себя после одного из таких приступов слабости, он с удивлением обнаружил, что Беатрис, поддерживая его в седле, скачет совсем рядом. Данмор удивленно поморгал и тут только заметил, что хрупкая фигурка Беатрис согнулась под тяжестью его громадного тела.
Он мучительно покраснел от стыда и, как ни странно, ему полегчало.
— Черт! Заснул, кажется! — пробормотал он виновато, облизывая сухие, растрескавшиеся губы.
Ему никак не удавалось увидеть ее лицо. Луна куда-то исчезла. Здесь, внизу, было теплее, чем в горах. Вдруг небо посветлело и из-за гор выглянуло солнце. Это произошло так неожиданно, будто они на всем скаку вырвались из объятий ночи, чтобы попасть в самый разгар дня!
Все вокруг сразу засверкало яркими красками. Данмор заметно приободрился, когда заметил, что они скачут по тропе, ведущей к дому Элизабет Фурно. Слава Богу, подумал он, значит, у него хватило-таки сил сообразить, где им можно укрыться!
И тут как раз вокруг него стали твориться странные вещи. Земля под копытами лошадей вздыбилась, как гигантская волна, и разлетевшись на тысячи мелких брызг, закружилась у него перед глазами. Этот чудовищный водоворот все быстрее и быстрее затягивал его, и, что страшнее всего, он больше не видел Беатрис. Она куда-то исчезла! При этом он отчетливо слышал ее дрожащий от страха голос и понимал, что она зовет его.
— Справа… старый дом… белый… под деревьями, — уронив голову на грудь, прохрипел он. А после этого вцепился в луку седла и с усталым вздохом позволил себе погрузиться во мрак.
Глава 43. Согласие Джимми
Данмору снилось, что он, превратившись в воздушный шарик, взмыл прямо в небо, к солнцу, ласково сияющему у него над головой.
Он возвращался к жизни из небытия, будто медленно всплывая на поверхность сквозь толщу воды. Прошлого у него не было, было только настоящее. В этом безвременном континууме ни память, ни разум не играли никакой роли. Он, словно эмбрион в утробе матери, плавал в кромешной тьме, дышал, следовательно, существовал, но была отделен от остального мира тончайшей невидимой пеленой. Медленно-медленно Данмор приходил в себя. Вдруг до него дошло, что тепло, в котором он нежится, вовсе не солнечный свет, а огромная, мягкая кровать. Словно из далекого тоннеля до него смутно донеслось эхо чьих-то голосов, невнятный рокот. Он все силился разобрать слова, но вначале не слышал ничего, кроме невнятного бормотания. Говорили двое, мужчина и женщина. Внезапно он понял, кто это: Элизабет Фурно и ее племянник — Родман!
Он силился открыть глаза, но веки налились такой же свинцовой тяжестью, как и голова. Тело как будто не принадлежало ему, однако туман в голове рассеялся.
— Тетя Элизабет, — говорил юноша. — Бог свидетель, я верю каждому вашему слову. Но что, черт возьми, заставило его взяться за это дело?! Ведь он и словом никогда не обмолвился… да и вы вряд ли смогли бы наскрести достаточно денег, чтобы заплатить ему!
— Само собой! Откуда у меня деньги? Грязный трюк, мой мальчик… стыдно признаться, но это так. Я была бы сама себе противна, если бы все не кончилось так хорошо!
— Грязный трюк?!
— Ты помнишь ту старую панель в библиотеке?
— Конечно. Ту, на которой чей-то портрет?
— Понимаешь, Род, я очень тщательно все спланировала. Мне бы хотелось, чтобы ты взглянул повнимательнее на лицо, что на портрете… интересно, заметишь ли ты…
— На этого старого осла с дурацкой ухмылкой на губах? — удивился юноша.
— Если бы! В том-то вся и штука, что поверх этого «старого осла, как ты изволил выразиться, я написала другое… точную копию Каррика Данмора. Потом придумала одну историю специально для него… об этом его далеком предке, который якобы во времена Брюса отправился из Франции в Шотландию. Немного выдумки, дорогой, и очень скоро наш дорогой Каррик искренне поверил, что он — глава древнего рода!
— Господи помилуй! — ахнул Родман, — что…?!
— Ты хочешь спросить, что он скажет, когда придет в себя и узнает, как над ним подшутили? Не знаю. Может, как-то удастся скрыть это от него. Знаешь, что я скажу тебе, Родман… этот юноша мог бы стать настоящим главой рода! Да, да, ничуть в этом не сомневаюсь.
Повисло молчание, потом вновь раздался голос Родмана.
— Знаете, этот парень — настоящий мужчина! Но когда он узнает, как его разыграли… помогай вам Бог, тетушка!
— Ну что ж, во всяком случае, без награды он не остался, — заметила Элизабет Фурно. — Прости, Родди, если тебе неприятно это слышать…
— Есть немного. Но я уж выздоравливаю, вы же видите. Конечно, на что ей я, когда возле нее такой парень, как Данмор?! А кстати, как она?
— Спит. Совсем вымоталась, бедная девочка! А какая красавица, правда, Родман?
— Хватит, тетушка, не сыпьте сон на рану, — буркнул он.
— Через месяц ты о ней и не вспомнишь, — пообещала Элизабет.
— Да уж, — проворчал он. — Буду вкалывать на ранчо, как каторжный и через месяц я уже ни о чем не вспомню, это верно!
— Я так надеялась на это, Родман!