Король рейтингов
Шрифт:
Только потом воспитатели спохватились. Дескать, думали же, все в порядке: девочка-то тихая, учится нормально, проблем не доставляет. Одета, покормлена. Что еще надо?
Итог – аборт и уголовное дело. И если второе – не по нашей части, то первое… Нет, конечно, Вдовина будет не одна. Ее подстрахуют и зав. гинекологией Ольга Даниловна, и опытная акушерка. Но все равно тяжело. Особенно для интерна, которому надо набираться опыта, набивать руку и черстветь душой.
Именно в такие минуты понимаешь, что врач – это не только профессия. Это еще и то, что внутри. Ты причащаешься
Врачи бывают разные: сдержанные и эмоциональные, интеллигентные и матерщинники… Всякие. Объединяет их одно – дух. Без этого эфемерного понятия долго в профессии не задерживаются. Да, как и в каждом коллективе, здесь есть сплетни, и еще какие! Кипят страсти – можно обжечься. Но в операционной все будут равны, как могут быть равны только оказавшиеся на пороге между рождением и небытием.
Здесь все решают опыт, доверие и надежное плечо коллеги, а не лайки и рейтинги. Врачами становятся не ради денег. Достойная зарплата? Разве что достойная слез, недоумения и сочувствия. Во всяком случае, до тех пор, пока у тебя не будет имени и опыта.
У врачей есть свое особое… братство, что ли. Хоть от сего слова и несет пафосом. Потому что это не специальность – это состояние души и образ мыслей.
Наконец пятиминутка закончилась. Можно выдохнуть. Потом вдохнуть. Влить в себя чашку кофе и пойти переодеваться, готовясь к плановому кесареву.
Я стояла у крана, надраивая руки мылом. Ушибленный вчера локоть болел, но терпимо, хотя и втерла в него обезболивающей мази от души. Рядом плескался анестезиолог Лешка – веселый светлый парень с абсолютно черным чувством юмора. Одна его фраза «Без надобности не лечись – проживешь дольше» чего только стоила.
Закрыв локтем кран, Лешка потянулся к общим стерильным пижамам и – кто бы сомневался! – цапнул из стопки мою любимую.
– Положи на место, – процедила я.
– Дана Владимировна, вы сегодня какая-то злая, – паясничал анестезиолог, прекрасно зная, что меня бесит, когда берут мои вещи. Пусть те мои лишь условно.
– Я не сегодня, я всегда. А еще эгоистичная и самовлюбленная. Но, кроме этих достоинств, у меня есть и недостатки, – парировала я. – Пижаму верни.
Удивительно, но Лешка, хитро прищурившись и глядя мне прямо в глаза, протянул зеленый комплект.
– Дан, а что ты делаешь сегодня вечером? – внезапно вопросил он.
Хотела ляпнуть: «По плану – подыхаю». Но любопытство оказалось сильнее.
– К чему вопрос?
– Просто у меня есть два билета в Австралию… – заговорщицки сообщил этот клоун.
– Леш, твое чувство юмора можно использовать вместо анестезии: оно как отличный тяжелый лом бьет прямо по затылку.
– Зато благодаря ему ты сейчас не задумчивая и сонная, а злая и собранная.
Я фыркнула и пошла переодеваться.
Все же Лешка балагур и та еще зараза, но чего у него не отнять – это умения взбодрить. После короткого разговора я действительно собралась, будто спала не всего пару часов, а добросовестно мяла полушку треть суток, как и завещал великий физиолог – Иван Петрович Павлов. Кстати, несмотря на то, что оный ученый муж был выдающимся, памятник-то поставили сначала не ему, а его собаке… Судя по всему, она была еще более выдающейся.
С такими мыслями я и вошла в операционную, где уже лежала беременная. Она кусала губы и пыталась одновременно улыбаться – эта смесь тревоги и ожидания радости всегда меня поражала.
Посмотрела на ее тело, которое шторка разделяла пополам: тканевая граница меж вотчиной анестезиолога и акушера была почти эфемерной и в то же время – незыблемой.
Рядом с роженицей уже колдовал Лешка. Сейчас он ничем не напоминал того паяца, которым был десять минут назад. Сосредоточенный, внимательный, он пристально следил за показаниями давления и пульса.
Тишину операционной нарушало лишь бряцанье инструментов. Никаких переглядываний, подмигиваний, шуточек. Это будет потом, когда всё закончится… Ну или почти закончится, и станет ясно, что опасности нет и в извечном бою человека со смертью выиграно еще одно, пусть маленькое, но сражение.
Скальпель рассек сначала верхние ткани. Потом я сделала еще один надрез. Мои движения были отточенными, выверенными. Помню, как еще студенткой училась резать: складывала несколько тетрадных листков один на другой и проводила по жиденькой стопке скальпелем. Нужно было рассечь верхний, не тронув нижний. Сколько я тогда бумаги извела…
Младенец появился на свет вполне здоровый, но очень крупный.
– Четыре с половиной, – на глаз определила неонатолог Светлана Олеговна – дама пожилая, но удивительно проворная, несмотря на свой преклонный возраст. Вот уж кого язык не повернется назвать «бабушкой», хотя ее внуки скоро сами в институт пойдут.
Новорожденный оказался дюже недовольным малым, о чем не преминул тут же всем сообщить. Громко, требовательно и на одной ноте он огласил операционную криком, который был похож на взрыв звуковой гранаты в миниатюре.
– Певцом будет, – усмехнулся Лешка, глядя на голосистого младенца.
– Певцом, отцом, молодцом… – фыркнула Светлана Олеговна, – главное, чтобы здоровым!
И, взяв недовольного новорожденного, понесла его на обработку.
Ребенок попробовал было что-то еще прогорланить, но с неонатологом, которая за свою смену с десяток новорожденных принимала, больно-то не повоюешь. Тем более если из оружия лишь одни высокие ноты.
– Четыре восемьсот, – спустя пару минут сообщила Светлана Олеговна, которая редко ошибалась в весе более чем на сто грамм. – И десятка по Апгару.
Действительно богатырь… Такой едва поместился в роженице, собственный вес которой был едва ли пятьдесят.
Дождавшись выхода плаценты, начала зашивать. Вокруг уже не было тишины. Впрочем, и суеты тоже. Зато была радость. Тихая и светлая. Еще одна жизнь.
Вот только Фортуна – дама капризная. А еще она очень любит разнообразие. И уж если подарила тебе радость, значит, жди в дальнейшем гадость. В моей жизни это был закон, не дававший сбоев.