Король Рока
Шрифт:
– Ты не заглядывала в альбом, – заметил я, когда она вернулась.
– Я знала, какую песню хочу исполнить.
На смену паре пришел худой пожилой мужчина в спортивных очках и свитере-жилете, который более-менее прилично имитировал Эминема.
– Да? Что ты собираешься петь?
Принесли наши напитки: фруктовый коктейль для Делэни и пиво для меня. Она сделала нервный глоток.
– Узнаешь, когда я туда поднимусь, если не струшу.
– Ты не такая.
Она грустно, пренебрежительно улыбнулась.
– У тебя сложилось такое впечатление после моего побега от тебя из дома Тревиса?
– По правде говоря, да. Любая другая была бы готова юркнуть со мной за ближайшее дерево, – поднёс бутылку ко рту не потому, что хотел глоток пива, а чтобы не потянуться через стол и не сожрать ее, – но не ты.
Делэни гребанная Фрейзер.
В ней было что-то особенное. Не могу понять, что именно. Возможно, я просто жил в пузыре последнее десятилетие или около того, а Делэни только кажется не такой как все, потому что она не раздвигающая ноги фанатка «Nothing but trouble» или подающая надежды актриса Лос-Анджелеса. Но что-то мне подсказывало, что дело не в этом.
Мы посмотрели два следующих выступления. Вернее, Делэни наблюдала за ними, а я – за Делэни. Она сидела на краю стула с напитком в руках и потягивала его через соломинку, покачивала головой из стороны в сторону в такт. Так что, когда она что-то сказала, мне пришлось попросить ее повторить вопрос.
– Я спросила, ты занимаешься чем-нибудь еще, кроме пения?
Вопрос прозвучал двусмысленно, особенно когда ее губы обхватывали трубочку, даря мне всевозможные фантазии. Я нахмурился, чувствуя, как поток возбуждения медленно схватил меня за яйца.
– Всем, чем пожелаешь.
Отследив очевидный и явный сексуальный подтекст в моих словах, Делэни выпустила соломинку, ее щеки стали такими же розовыми, как и ногти на пальцах ног.
– Я имела в виду в музыке.
С таким же успехом она могла проткнуть булавкой мой воздушный шарик. Я посмотрел вниз, проводя по конденсату, который накопился на пивной бутылке.
– Поигрываю на гитаре, – тихо бормочу я.
Делэни, должно быть, умела читать по губам, потому что она повела себя так, будто я объявил об этом через динамики.
– Гитара? Ты играешь?
Да, но только когда пишу песни. Напоминание о причине, по которой я, прежде всего, взял микрофон, было чертовски тяжелым. Я сурово кивнул.
– Что насчет тебя?
– Пение под фонограмму считается? – ее озорная улыбка возвратила мой разум в реальность. – Я пыталась играть на скрипке, а потом на флейте. Но если честно, была ужасна. Думаю, что отказавшись от этого осчастливила маму, которая была вынуждена слушать каждый день как я практиковалась. Я сдалась через пару лет мучений и осталась в хоре.
– Ха, хор?
– Не возлагай больших надежд, – она посмотрела на сцену. – Никто никогда не давал мне соло.
Но мои надежды уже возросли, как и другая часть моей анатомии. Я наклонился вперед на стуле, локти приподнялись от липкого стола. Нужно быть ближе к ней. Меня тянуло к чему-то, чего я не понимал. Она тоже наклонилась, я чувствовал ее учащенное дыхание.
– Дилани! – послышалось через динамики, а затем: – Прошу прощения, Делэни?
Мы оба откинулись назад, спины соприкоснулись с деревянными осями наших стульев. Момент потерян.
– Выходи и порви их, Дилани, – поддразнил я, вспоминая время, когда меня тоже назвали неправильным именем. В моем случае, все закончилось благополучно. Краска сошла с ее лица.
– Поверить не могу, что собираюсь сделать это, – сказала она, поставив пустой стакан на стол и встав. Твою мать. Ни в коем случае не позволю ей стоять надо мной, оставляя простор для воображения.
– Подожди, – всклочил на ноги, избавляясь от черной рубашки, которую ношу поверх белой футболки. Задняя часть костяшек моих пальцев прикоснулась к ее груди, когда я накинул ее ей на плечи, стягивая края вместе.
Шок осознания зажегся во мне, схватив за горло.
Делэни тоже заметила, ее глаза вспыхнули, венка у основания горла бешено запульсировала. Не в силах обрести контроль, я обнял ее, прижимая сладкое тело к себе. Чувствовалось когда-либо что-то так же хорошо, так же правильно? Будто Вселенная свела нас вместе. Но что мне действительно было интересно, то какого хрена это заняло так много времени?
Мудак из кабинки снова назвал ее имя и она, споткнувшись, подарила мне последний смущенный взгляд, прежде чем, извиваясь между столами, пробраться к сцене.
Я сел обратно с ощущением, будто пробежал милю по мокрому песку. Одновременно вымотанный и наполненный энергией. Тело гудело, разум жужжал, дышалось тяжело. Делэни заняла место в центре маленькой сцены, ее каштановые волосы сверкали под софитами. Она потянулась к микрофону, отрегулировала его, прежде чем быстро кивнуть в сторону кабинки. А потом посмотрела прямо на меня, вся такая сдержанная. Немного неуверенная, но спокойная и позитивно настроенная.
Я был впечатлен. Мне потребовались годы, чтобы набраться смелости и спеть перед публикой. Тысячи часов практики и друзья, находящиеся на сцене со мной.
Благоговение отошло в сторону от понимания, когда первые аккорды прошли через динамики.
Нет.
Из всех песен мира Делэни выбрала единственную, способную меня раздавить.
Конечно, она это сделала.
«Должен быть я» – песня «Nothing but Trouble». Она вывела меня из относительной безвестности на вершину чартов. Песня, которую я написал в состоянии глубокого опьянения, одурманенного ступора, когда боль в голове и сердце нельзя было больше сдерживать. Я не пел ее несколько лет.