Король-сердцеед
Шрифт:
Герцог по-прежнему был без памяти влюблен в принцессу Маргариту Валуа и делал уже не одну попытку вступить с нею в письменные сношения. Читатель помнит, как Генрих Наваррский однажды перехватил его записку, предназначавшуюся принцессе. В первое время после этого герцог хотел терпеливо выжидать, но любовное нетерпение победило благоразумие, и он кинулся в Париж, где, как мы только что видели, натолкнулся на Рене.
Оставшись один, герцог некоторое время занимался тем, что рассеянно перелистывал врученные ему парфюмером книги. Затем он стал
Герцог встал и вышел в лавочку. Там он убедился, что выходная дверь заперта.
— Э! — сказал он. — Похоже на то, что я попросту попал в ловушку! Пожалуй, чего доброго, еще прирежут здесь!
Герцог решил скрыться из этого опасного места. Прежде всего он тщательно осмотрел дверь, но, как помнит читатель, ее замок отличался совершенной неприступностью. Тогда герцог стал осматривать окна. Окно комнаты Паолы выходило на воду, и Гиз решил воспользоваться им. Он стал искать какую-нибудь веревку и внезапно напал на шелковую лестницу, оставленную в комнате Паолы.
— Ну что же, — сказал Гиз, — лучше принять холодную ванну, чем дать изрешетить себя пулями и кинжалами!
Он привязал лестницу к решетке окна, спустился к воде, прыгнул в Сену и доплыл до берега. Затем он опять взобрался на мост, отвязал лошадь, сел в седло и помчался к площади Мобер, где помещалась гостиница, в которой обыкновенно останавливались небогатые дворяне.
Хозяин этой гостиницы, некто Мальтравер, был ревностным католиком и отчаянно ненавидел гугенотов. Это не мешало ему делать большое различие между бедным католиком и богатым гугенотом не в пользу первого, и скромно одетый Генрих Гиз был встречен им более чем небрежно, что нисколько не удивило слуг. Но это и было лишь комедией, предназначенной для слуг, и, когда герцог уселся в зале перед жарко растопленным камином, Мальтравер сейчас же подбежал к нему, почтительно шепнув:
— Не нужен ли я на что-нибудь вашему высочеству?
— Да, нужен, — ответил Гиз. — Нет ли у тебя под рукой какого — нибудь паренька, который был бы одновременно смел и ловок?
— А вот рекомендую вам своего сына. Ему пятнадцать лет, он учится в Сорбонне, а временно состоит в хоре церкви Святой Женевьевы. Он хитер и ловок, как обезьяна.
— Позови мне его!
Вскоре хозяин явился вместе с сыном, Гаргуйлем, типичным парижским уличным мальчишкой. Герцог взял его за ухо и спросил:
— Знаешь ли ты Рене Флорентийца?
— Как же мне его не знать, сударь? — ответил мальчишка. — Однажды я назвал его на улице отравителем, так он меня догнал и здорово поколотил. Я очень радовался, когда его хотели колесовать, да что-то не вышло с этим делом!
Герцог внутренне вздрогнул: значит, Рене не соврал ему, когда говорил о постигшей его немилости.
— Ну так вот. Ты отправишься на мост Святого Михаила и будешь гулять около лавочки Рене. Потом придешь и доложишь мне, что там случится.
— А если ничего не случится?
— Тогда так и скажешь.
— Странное поручение!
— Если тебе его мало, могу дать тебе второе. Приходилось ли тебе бывать в Лувре?
— Как же! Я отлично знаю пажа Рауля… Мне частенько приходится носить ему вино.
— Значит, тебе известно, где его комната, и ты можешь свести меня туда?
— Хоть с закрытыми глазами! — сказал Гаргуйль.
— Ну, так сначала проводи меня ко мне в комнату, — ответил герцог, которому внезапно пришла в голову оригинальная мысль.
Гаргуйль взял свечу и повел герцога в отведенную ему ком нату. Там Генрих Гиз сказал:
— Сколько вина ты обыкновенно носишь Раулю?
— О, целую корзину в шесть бутылок.
— Ну так сегодня ты отнесешь ему две корзины!
— Но мне этого не снести, пожалуй!
— Одну из корзин понесу я сам.
— Вы? — удивленно крикнул Гаргуйль.
— Да, я, и ты дашь мне для этого жилет и нитяной колпак, какие носят слуги в гостиницах.
— А, понимаю! — сказал Гаргуйль. — Я знаю, что вам нужно! — И он убежал и сейчас же вернулся с одеждой конюха.
Принц поспешно переоделся и стал неузнаваем.
Выло уже довольно поздно, когда сын трактирщика и его мнимый слуга пришли к рогатке Лувра. Часовые даже не хотели пускать их на первых порах, но Гаргуйль пустил в ход все свое красноречие, и имя пажа Рауля победило сомнения швейцарцев.
Теперь дальнейший путь был уже совершенно свободен. Гаргуйль поднялся по одной из боковых лестниц и постучался в дверь комнаты Рауля.
Красивый паж накануне был дежурным, а потому в этот вечер заблаговременно улегся спать. Когда Гаргуйль постучал, паж сначала никак не мог проснуться. Наконец он вскочил, открыл дверь и остановился в удивлении, увидав, что мальчишка пришел не один.
— Я привел к вам барина, которому нужно поговорить с вами! — сказал Гаргуйль.
Мнимый слуга подошел к Раулю и слегка сдвинул со лба колпак.
— Ваше высочество! — чуть слышно вскрикнул Рауль.
— Тише! — остановил его герцог и сказал, обращаясь к Гаргуйлю: — Можешь идти, Рауль приютит меня на эту ночь. Вот тебе!
Гаргуйль ушел, весело позванивая полученными тремя пистолями. Рауль, который никак не мог оправиться от изумления, не находил слов.
— Милый Рауль, — сказал герцог, — ты дворянин, а потому не способен выдать меня!
— О да, ваше высочество!
— Ты все еще по-прежнему любишь Нанси? Рауль вместо ответа густо зарумянился.
— А Нанси душой и телом предана принцессе Маргарите?
— О да, ваше высочество!
— Ты знаешь, что я люблю принцессу!
— Да, я знаю это, ваше высочество!
— И что принцесса любит меня! На этот раз Рауль промолчал.
— Ну, вот. Я обращаюсь к тебе, чтобы ты помог мне про браться к ней. Поди и позови мне Нанси!
Имя любимой девушки немного успокоило замешательство пажа.