Король-сердцеед
Шрифт:
— Нет, ваше величество, теперь уж это ни к чему не приведет. Да и не поможет все это ни вам, ни бедному сиру де Коарассу. Нет, ваше величество, возьмите только раненого под свою защиту! Пока что я поместила его в доме преданного мне горожанина, но его могут выследить и…
— А знаешь, Марго, мне пришла в голову гениальная мысль! Не перенести ли нам твоего Коарасса в Лувр? Мирон, мой лейб-медик, очень предан мне. К тому же, он очень знающий врач и выходит тебе сира де Коарасса, словно короля Франции.
— Но… королева-мать, ваше величество?
— Мы сыграем с ней веселую шутку, милочка.
— Это великолепно! Но куда же мне поместить моего Анри?
— В мою комнату! — ответил король. Маргарита с изумлением посмотрела на брата.
— А вот, — продолжал король, — в этом кабинетике ему поставят кровать, и, если Рене или королева Екатерина придут искать его здесь, значит, я уже перестал быть королем Франции!
— Ах, ваше величество, — воскликнула принцесса, — вы так добры, так великодушны!
— Я люблю тебя, милая Марго, и люблю всех, кого ты любишь! — ответил король, целуя сестру.
Сир де Коарасс был спасен; по крайней мере, Маргарита надеялась на это!
XXX
Когда Маргарита с Нанси вбежали в кабачок Маликана, где лежал раненый Генрих, то после первых взрывов отчаяния они стали думать о том, где скрыть несчастного. Оставить его в кабачке было невозможно, так как Рене, бесспорно, воспользовался бы беспомощностью раненого и прирезал бы его без зазрения совести. С этой неизбежностью должен был согласиться и Ноэ, когда Нанси сообщила ему по секрету все, что ей удалось подсмотреть через потайное отверстие. Таким образом, Ноэ знал, что Рене стала известна вся махинация и что к прежним счетам примешивается еще жажда мести за обиду, нанесенную Паоле. Следовательно, медлить было нечего и нужно было как можно скорее припрятать раненого где-нибудь, где Рене хоть не сразу найдет его.
У принцессы был преданный ей горожанин Йодель. Когда-то он в припадке бешенства убил ненавистную сварливую жену, и его осудили на смертную казнь. Случайно вышло так, что Маргарита встретила его на пути к виселице. Тронутая его честным видом и отчаянием, она расспросила, в чем дело, и успела вымолить у короля помилование осужденному. За это-то Йодель и был бесконечно признателен ей.
Вот к Йоделю и решила принцесса Маргарита перенести своего друга сердца, раненного отверженным соперником. Через два дня после дуэли мы застаем Генриха на пути к выздоровлению в доме горожанина Йоделя.
В эти дни больного не раз навещала Нанси, а однажды приходила даже и сама принцесса. Она не могла бывать так часто у раненого, как бы ей этого хотелось, так как принцесса понимала, что, желая найти, где лежит Генрих, Рене и королева будут теперь следить именно за ней. Ей даже показалось, что в тот раз, когда она навещала раненого, какой-то замаскированный человек выслеживал ее. Она подумала, уж не Рене ли это, и вот эта-то мысль заставила ее на другое утро повиниться во всем королю.
В тот день, о котором мы говорим, принцу было уже совсем хорошо. Ноэ сидел у его изголовья,
— Знаешь, Ноэ, — сказал Генрих, — я уверен, что кузен Гиз в страшном отчаянии, что не убил меня!
— Ну вот еще! — ответил Ноэ. — С того момента, когда он заметил, что принцесса больше не любит его, он должен был отказаться от мысли сделать ее герцогиней Лотарингской.
— У меня с герцогом Гизом, — сказал Генрих, таинственно улыбаясь, — много пунктов соперничества!
— Это каким же образом?
— А вот потом узнаешь. Сейчас еще не приспел час для объяснения.. Но куда все-таки делась Сарра! — сказал он, резко меняя тему разговора.
— Просто не понимаю, — ответил Ноэ. — Когда герцог вернулся, чтобы объявить нам о своей победе, Сарра была с нами. Мы с Миеттой кинулись к вам на помощь и были уверены, что и она бежит с нами. Но когда мы вернулись, неся вас, Сарры уже не было!
— Да куда же она могла деваться? Ноэ только пожал плечами. Воцарилось короткое молчание. Потом Генрих спросил:
— Ведь это Рене рассказал герцогу обо всем?
— Да. По крайней мере, Нанси уверяет, что это так.
— Паолы уже нет в Шайльо?
— Она уехала оттуда третьего дня с Годольфином, и Рене все знает.
— Так! Раз на наш след герцога натравил Рене, то весьма возможно, что, в то время как я бился с кузеном, этот добрый парфюмер бродил где-нибудь поблизости.
— Наверное, это так и было!
— Ну вот он и воспользовался моментом сумятицы, поднявшейся при известии о моем поражении, схватил Сарру в охапку да и убежал с нею!
— Но она стала бы кричать!
— Может быть, она и кричала, да ты не слыхал, а может быть, она была в обмороке.
— Проклятие! — буркнул Ноэ. — Если бы я знал это, я ткнул бы его кинжалом прямо в сердце! Ну да придет еще час, когда я спущу с него всю кожу!
— Все приходит в свое время для тех, кто умеет ждать! — сентенциозно заметил Генрих. — Но пока необходимо заняться розысками Сарры.
Принц не успел еще договорить последние слова, как дверь распахнулась и на пороге показалась взволнованная, но счастливо улыбавшаяся Сарра.
XXXI
Мы выпустили из виду Рене Флорентинца в тот момент, когда герцог Гиз, сообщив ему о поражении сира де Коарасса, кинулся во дворец. Так как герцог сам не знал, насколько серьезна рана, нанесенная им сопернику. Рене решил осторожно подобраться к месту происшествия. Он подошел, держась в тени, почти к самому кабачку, заметил, что Ноэ и Миетта хлопочут около раненого, а красотка-еврейка в полубесчувственном состоянии прислонилась к косяку дверей, и сейчас же принял решение.
«Ну, на этот раз ты не уйдешь от меня, хотя бы ты десять раз переодевалась!»— подумал он.
Когда перед Саррой вдруг предстала фигура ее врага, она пронзительно вскрикнула (этот крик и слышал Маликан) и окон чательно потеряла сознание. Тогда Рене схватил ее в охапку, взвалил на плечо и бегом понес по молчаливым, пустынным улицам. У дверей старого одноэтажного дома он стукнул три раза. Очнувшаяся Сарра принялась кричать и отбиваться, но дверь дома вскоре открылась, и на пороге показался человек весьма подозрительного вида.