Король терний
Шрифт:
Наконец я снова поднялся на ноги, на этот раз более уверенно. Я похлопал себя по бедрам: старый кинжал на месте, в сумке на поясе что-то твердое — мешочек Макина с гвоздикой. В поисках меча я оглядел хижину и направился к двери.
Солнечный свет мне показался слишком ярким, холодный ветер ударил в лицо едким запахом гари. Я потянулся и заморгал, снимая напряжение. Неподалеку от хижины виднелись остатки хозяйственных построек: два сарая с разрушенными стенами и почерневшими балками, поваленные заборы и загоны для скота, вытоптанные, по всей видимости, тяжелой лошадью. Под крышей ближайшей постройки спиной ко мне сидела женщина.
Мой
«Боже правый, неужели я проспал целую неделю?»
Один мудрец когда-то сказал: «Не гадьте там, где едите». Кажется, это был Аристотель. Братья с большой дороги этому правилу следуют неукоснительно. Справляй нужду, где хочешь, и двигайся дальше, оставляя все свое дерьмо позади. В замке у меня была уборная. Которая, честно говоря, представляла из себя обычную дырку, куда справлялась нужда. В замке ты гадишь там, где ешь, и вынужден думать, какое дерьмо стоит ворошить, а какое нет. Это я понял за три месяца сидения на королевском троне.
Наконец струя иссякла. Копил, вероятно, не менее недели. И сразу же я почувствовал облегчение. Хорошо. Я широко зевнул. На север простиралась равнина, острые пики Маттеракса целились в небо на юге. Черт возьми, мы где-то у границы Высокогорья или даже покинули его пределы. Я еще раз потянулся и неспешно направился к женщине.
— Это дело рук моих людей? — спросил я, нахмурился и оглядел окрестности. — И где, черт побери, они сейчас?
Женщина повернулась: лицо изнуренное, в глазах тревога.
— Это солдаты из Анкрата. — На руках она держала девочку с бледным болезненным лицом. На вид девочке было лет шесть-семь.
— Из Анкрата? — Я вздернул бровь, не отрывая взгляда от девочки. — Граница близко?
— Пять миль, — ответила женщина. — Они сказали, что мы не имеем права здесь жить, что эта земля аннексирована. И они все подожгли.
«Земля аннексирована», — зазвенело у меня в голове. Пограничные споры. На старых картах эти места обозначены как земли, принадлежащие лорду Носсару.
Я уловил кислый запах блевотины в утреннем воздухе. К волосам девочки прилип кроваво-черный сгусток.
— Они убили твоего мужа? — спросил я и удивился самому себе. Такие вещи меня никогда не заботили. Вероятно, все дело в моем состоянии.
— Они убили нашего сына, — ответила женщина, глядя куда-то мимо обгорелых стропил, мимо меня, в пространство за пределами холодного синего неба. — Дейви едва не задохнулся от дыма, он выбежал, кричал, ничего перед собой не видел от страха и рези в глазах. Он слишком близко подбежал к солдату. Тот взмахнул мечом — и все, его больше нет, словно вьюнок срубил, путавшийся под ногами. Все кишки наружу… — Женщина заморгала и опустила глаза на девочку. — А Дейви все продолжал кричать и никак не мог остановиться. И тогда другой солдат выпустил стрелу прямо ему в горло.
— А твой муж? — Я не спрашивал ее о сыне. Я не хотел слышать ее рассказ. Девочка смотрела на меня без любопытства, без надежды.
— Не знаю. — Голос у женщины сделался бесцветным. Так бывает, когда все чувства перегорают. — Он не подошел к Дейви, не помог ему, слишком испугался, что солдаты убьют и его. — Девочка закашляла, издав влажный хлюпающий звук. — Сейчас он все время плачет и смотрит в землю.
— А что с девочкой? — Я проклинал свою ушибленную голову — не успевал подумать, как вопросы сами срывались с языка.
— Болеет, — ответила женщина. — Что-то с желудком. Но я думаю, что-то плохое у нее в крови. Отравилась, наверное. — Она притянула девочку к себе. — Тебе больно, Джени?
— Да, — прошелестела девочка.
— Сильно или чуть-чуть?
— Сильно, — снова едва слышный шелест.
Зачем задавать вопросы, если сделать ничего нельзя?
— Он правильно сделал, — сказал я. — Твой муж. Иногда лучше не вмешиваться. Выждать удобного случая. — Тернии, когда нужно было, сдерживали меня и заставляли принять верное решение. — Он правильно сделал. — Слова прозвучали бы справедливо до того, как я упал с лошади, но сейчас, среди обгоревших стен, показались пустыми. Удар головой о землю выбивает из человека способность здраво рассуждать.
На лугу показались всадники. Двое мужчин и три лошади. Не спеша ехали Макин и Райк.
— Рады видеть тебя на ногах, Йорг, — вместо приветствия сказал, усмехаясь, Макин. Райк лишь насупил брови. — Вижу, здешние хозяева, Сара и Мартен, заботились о тебе как надо. — В этом был весь Макин: он умел располагать к себе людей, помнил их имена, доброжелательностью умел добиваться своего.
— Ты Сара? — спросил я. В конце концов, я считал этих людей своими подданными. — А это маленькая Джени? — На мгновение перед глазами промелькнула другая Джейн, чьи останки гниют под тяжелым надгробным камнем. Когда-то Джейн сказала мне, что я должен быть более благоразумным. Более благоразумным, если хочу победить. Возможно, мне во всем следует быть более благоразумным.
— Занеси девочку в хижину, — сказал я. — Холодно здесь. — Меня охватило смутное чувство вины за то, что я помочился на жалкие четыре стены, которые у нее остались.
Сара встала и пошла с девочкой на руках к хижине.
— Что, Макин, бросил меня умирать? — спросил я. — Где все остальные?
— Стоят лагерем в миле отсюда, — он кивнул на север. — Смотрят, нет ли еще каких отрядов, желающих вторгнуться на эти земли.
Нелепо думать, что за этими набегами стоит добродушный старый Носсар. Такое предположение омрачает приятные воспоминания. Я помнил его сидящим в пиршественном зале за столом и сосредоточенно изучающим разложенные на нем карты, выцветшие от времени. Ильмская крепость, и Носсар в своем дубовом кресле с седой бородой и добрыми глазами. Мы с Уиллом играли в том зале, когда были примерно того же возраста, что и дочь Сары. Носсар и прочерченные его рукой границы на карте. Мрачный разговор о «его мальчиках», дающих убежище мальчикам Ренара.
— Ты готов ехать? — спросил Макин.
— Сгораю от нетерпения. — Я подошел к своему коню. Конюх звал его Брейт, и я не видел причины менять имя. Крепкий и выносливый, но не сравнится с Герродом, которого я потерял под Геллетом. Я порылся в седельной сумке, кое-что выудил оттуда и пошел вслед за Сарой к хижине.
Вначале я не сразу привык к свету после полумрака хижины, а теперь мои глаза не сразу адаптировались к полутьме. В хижине отвратительно воняло. Я, когда проснулся, этого не заметил, но сейчас вонь прямо-таки в нос ударила. Застарелая блевотина, пот, навоз. Я верил принцу Стрелы, когда он говорил, что будет защищать людей и даст им покой. Я верил Джейн, когда она говорила, что мне не хватает благоразумия, чтобы управлять своей судьбой. Я всему этому верил.