Король терний
Шрифт:
Я видел, как из рядов выступили вперед лучники, солдаты Белпана с большими длинными луками и солдаты принца с красными драконами, гербом Стрелы, на их кожаных табардах.
— Пришло время уходить. — Я поднял высоко свой лук с лиловой лентой — знак дозорным.
Мелькнула мысль (запоздалая предосторожность): лучше бы это сделал кто-то другой. Кто-то менее значительный. К моему счастью, лучники принца выбирали наиболее удачные места для прицела, и стрелы, выпущенные в меня, не достигли цели. Но один из моих дозорных, стоявший ярдов на десять ближе к ним, резко
— Черт, — выругался Коддин.
Я мгновенно развернулся к нему. Что-то у подножия склона приковало его внимание, я не мог понять, что.
— У нас проблема? — спросил я.
Коддин поднял руку, его пальцы были алыми от крови. Я не сразу догадался, начал оглядывать его, искать рану.
— Осторожней. — Макин поддержал пошатнувшегося Коддина.
Наконец я увидел стрелу — темная на черной коже, прикрывавшей его живот.
— О, дьявол.
У раненного в живот нет шансов. Это всем известно. Даже если у него под кожаными доспехами шелковая одежда. Защитить рану от инфекции и безболезненно вытащить стрелу можно, если обернуть ее шелком. Но даже в этом случае раненные в живот не имеют шансов.
— Понесли, — сказал я.
Все молча посмотрели на меня. На короткое мгновение я увидел вельву с застывшей на иссохших губах насмешливой улыбкой, почувствовал на себе пронизывающий взгляд ее единственного глаза. «Даже у раненного в живот есть призрачная надежда», — прошамкала старуха. Весь день она наблюдала за мной.
— К черту все предсказания и пророчества! — Я сплюнул, ветер подхватил и унес мой плевок.
— Прости? — Макин вопросительно посмотрел на меня. Посмотрел даже Коддин.
— Позовите людей, пусть поднимут его и несут, — приказал я.
— Йорг… — начал Макин.
— Я останусь здесь, — произнес Коддин. — Вид здесь хороший.
Мне нравился Коддин с самой первой нашей встречи. Четыре года, проведенные вместе в Логове, еще больше привязали меня к нему. Я любил его за быстрый ум, прямодушие и смелость в момент, когда нужно было сделать трудный выбор. Но больше всего я любил его за то, что он любил меня.
— Оттуда вид еще лучше. — Я махнул рукой по склону вверх.
— Это меня убьет, Йорг. — Он смотрел мне прямо в глаза. И мне это не нравилось. Это рождало во мне странную боль. От раны в живот умирают медленно, рана начинает гноиться. Живот вздувается, человек обливается потом, кричит, затем умирает. И так дня два, возможно, четыре. Один из братьев умирал неделю, а может, и больше. Ни разу в жизни я не встречал человека, который бы показал мне шрам на животе и рассказал, как это было чертовски больно — вытаскивать стрелу из тела.
— Ты в долгу передо мной, Коддин, — сказал я. — Твой долг перед королем наименьший из них. Эта стрела, возможно, убьет тебя, но не сегодня. И если ты думаешь, что я из жалости брошу тебя здесь умирать и на несколько дней раньше срока лишу себя твоих мудрых советов, особенно сейчас, когда я в них больше всего нуждаюсь, ты ошибаешься.
Я никогда не встречал человека, который бы выжил после такого ранения. Но я слышал об одном. Это возможно.
— Мы донесем его до того места, где был обвал. Пошлем людей вперед, чтобы они сделали укрытие среди камней. Мы оставим его там и прикроем как следует камнями. Если ему повезет, мы потом за ним вернемся. Если нет, то камни послужат ему могилой, — принял я решение.
Дозорные не заставили себя долго ждать. Они собрались, скрестили руки и подняли Коддина. Никто не спорил. Они его тоже любили.
25
ДЕНЬ СВАДЬБЫ
Пока несли Коддина в гору, ни единого слова неудовольствия не прозвучало. Дозорные просто не могли перевести дух, чтобы на что-то пожаловаться. Но даже если бы и могли, все слова они бы оставили при себе. Коддин подавал им пример. Каким-то невероятным образом он вдохновлял людей все делать по совести.
— Йорг, я люблю тебя не только как своего короля, но как отец любит сына.
Существует не много слов, которые мужчины говорят друг другу, когда под ливнем стрел один из них смертельно ранен, а вокруг стеной стоят безмолвные горы, валяются груды разбросанных камней, и тысячи вражеских солдат приближаются. Неуютная обстановка.
Мы несли Коддина, бывшего капитана стражи Анкрата Лоре Коддина, лорд-камергера Высокогорья Ренара. Мы несли его впереди бодро шествовавшей армии Стрелы, горевшей желанием отомстить за тысячи погибших под камнепадом. Лучники Дозора удерживали их у каждого хребта, сколько это было возможно, осыпая приближавшихся солдат стрелами, заставляя их карабкаться по мертвым телам, как по горам. Мои дозорные, измотанные, с Коддином на руках, продолжали трепать вражеские ряды.
Небольшая группа, высланная вперед, обнаружила среди утреннего обвала подходящую полость между двумя большими валунами, устоявшими после камнепада. Они расширили пространство и приготовили камни, чтобы надежно замаскировать рукотворную пещеру.
Когда мы добрались до пещеры, дозорные, что несли Коддина, были красными от крови, а он стонал при каждом их шаге.
Приказы капитанов Кеппена и Гарольда разносились по склону, и стрелы летели, чтобы отвлекать внимание наших врагов. И убивать их.
Впереди узкая долина, над ней искрится снеговая граница, холодный ветер гуляет порывами, унося с собой весеннее тепло, солдаты Стрелы пыхтят, преодолевая последние несколько сот ярдов, которые нас разделяют. А я лежу на камне и разговариваю с умирающим, слыша его прерывистое дыхание.
— Помолчи, старина, — сказал я.
— Хочешь, чтобы я замолчал, тогда уйди, — выдохнул Коддин. — Или лучше беги. Но, знаю, не побежишь пока еще. — Он закашлялся, скрывая стон. — Ты должен это услышать, Йорг. Ты должен знать, что тебя не только боятся, но и любят. Ты должен это знать, чтобы не так сильно мучиться от того, что тебя съедает.
— Не обязательно.
— Ты должен знать. — Он снова закашлялся.
— Я вернусь за тобой, когда все закончится, Коддин. Поэтому не говори того, о чем можешь потом пожалеть. Я могу повернуть это против тебя.