Король в изгнании
Шрифт:
– Разведчик Тобит! Стоять смирно, когда приветствуете адмирала!
Филар не остановился, хотя и замедлил шаг, а затем сделал вид, будто споткнулся, зацепившись правой ногой за левую, и обрушился на Фестину, обхватив ее руками за плечи, якобы чтобы не упасть. Она рассмеялась и прошептала:
– С днем рождения, старина! – И поцеловала его в щеку.
– Целовать чужаков – никогда, – пробормотал Зилипулл.
Я попытался стукнуть его по лбу, но он увернулся.
В
Мандазарам предоставили пять отдельных кают, но они оставили четыре из них пустыми, набившись в пятую; Тобит и Фестина ушли поболтать о старых добрых временах; Кайшо получила новое кресло и развлекалась тем, что делилась некоторыми интимными подробностями, пока перепуганный Бенджамин пытался усадить ее туда, не дотрагиваясь до ее ног. («Мне сто десять лет, но у меня снова начались месячные! Видимо, это значит, что у меня может быть ребенок… если я найду подходящего мужчину. Дорогой мой Бенджамин, как тебе идея – родить ребенка с мхом вместо волос, у которого голова светится в темноте?»)
Что касается меня, то я оказался в точной копии каюты, которую занимал на «Иве». Ничего особо удивительного, поскольку дизайн кают был стандартным, но тем не менее мне было несколько не по себе. Пока я сидел в одиночестве, размышляя о том, зачем во все это ввязался, на экране появилось лицо Проуп, на которое падала уже знакомая мне полутень.
– Вниманию пассажиров и экипажа. Корабль покидает орбиту Целестин. Следующая остановка… – драматическая пауза, – Троян.
Мои нервы были настолько напряжены, что даже от столь дешевых театральных эффектов меня пробирала дрожь.
Есть определенная процедура, которой положено следовать, когда оказываешься на новом корабле. Я бы о ней не вспомнил, если бы не проходил то же самое не так давно на «Иве» – тогда две женщины из службы связи провели меня через весь рутинный процесс, пользуясь любой возможностью как бы случайно потереться о меня. (Чем больше я об этом думал, тем лучше понимал, насколько все на «Иве» находились на грани нервного срыва и причиной тому была отнюдь не скука.)
Подойдя к находившемуся в каюте терминалу, я представился мозгу корабля, сообщив свое имя, звание и код доступа, чтобы компьютер мог получить мои данные из центральной базы данных флота – нельзя сказать, что там содержалось слишком много сведений обо мне, но, по крайней мере, упоминалось о желтушной чахотке и аллергии на яблоки, последняя досталась мне
Передавая свои данные, я полагал, что для ответа потребуется некоторое время – ближайшая копия архивов флота находилась на базе Ирис, на расстоянии световой минуты отсюда. Но едва я завершил процесс идентификации, как компьютер объявил, что мне поступило предназначенное только для моих глаз сообщение. Это означало, что никто не мог прочитать сообщение до меня – хотя по давней флотской традиции считалось, что, если ты принадлежишь к флоту, ему же принадлежит и вся твоя переписка. Единственными, кто имел право посылать сугубо личные сообщения, были адмиралы, а адмиралов, которых мог интересовать разведчик второго класса Эдвард Йорк, было только двое:
1. Вице-адмирал Фестина Рамос. Но если ей хотелось что-то мне сообщить, она просто могла зайти ко мне в каюту.
2. Адмирал флота Александр Йорк. Мой отец. Если на «Палисандр» поступило сообщение от отца, то когда он его отправил? Вероятно, несколько раньше – когда его командир должен был избавиться от меня. Возможно, там могли содержаться извинения: «Прости, что мы вынуждены так поступить, сын, но Адмиралтейство не может позволить, чтобы ты вернулся домой». Нет, вряд ли. Скорее всего, ему хотелось в последний раз заявить, что я не оправдал его надежд, прежде чем вышвырнуть меня туда, где очень холодно и нет воздуха.
– Внимание, мозг корабля, – пробормотал я. – Я один, так что можешь отобразить сообщение.
Замерцал экран, и оказалось, что у сообщения мог быть еще один отправитель, которого я не принял во внимание.
– Сюрприз! – раздался с экрана голос Саманты.
– Стоп! – крикнул я. Изображение застыло. Это была Сэм!
Каштановые волосы, смеющиеся голубые глаза, веснушчатый нос… прошло двадцать лет, но она почти не постарела. Одному богу известно, каким образом ей удавалось принимать «таблетки молодости» на воюющей планете, но если кому-либо это и могло удаться, то именно ей.
Моя сестра была жива. Но в моей памяти навсегда запечатлелась страшная картина: намокшая от крови золотистая форма, дыра с рваными краями, пробитая в грудной клетке…
– Это неправда, – сказал я вслух.
Что-то было неправдой. Или смерть Сэм много лет назад, или изображение, которое было сейчас у меня перед глазами. Всем известно, что специалист легко может подделать компьютерную картинку. Я не мог доверять тому, что видел. Но кто мог оказаться настолько жестоким, чтобы послать мне такое сообщение – если оно не было реальным? И кто обладал правом посылать сообщения со статусом «получателю лично»?