Королева Братвы и ее короли

Райли Селеста

— Дело не в том, с чем ты можешь справиться, — возражает он, его голос смягчается, и он пробует другой способ. — Речь идет о минимизации рисков для тебя и ребенка.

Ненавижу это, ненавижу, что это имеет смысл, ненавижу, что мое состояние означает уступки.

— И пусть Джулия сгниет там, потому что я решила пересидеть это время? — Отвечаю я, и от одной этой мысли у меня сдавливает грудь.

— Нет, но есть и другие способы руководить, кроме как быть на передовой, — настаивает он, непреклонный защитник. —

Позволь нам взять на себя всю тяжелую работу. Ты можешь руководить с более безопасного расстояния.

Беспокойство в его глазах, невысказанный страх подтачивают мою решимость. Он думает не только обо мне, но и о будущем, нашем будущем. Будущем, в котором есть ребенок, который не просил рождаться в зоне боевых действий.

Я разочарованно выдыхаю, борьба покидает меня.

— Хорошо, — уступаю я, и это слово пробует уксус на языке. — Но я не буду прятаться. Я буду рядом с вами, просто… не на линии фронта.

Григорий кивает.

— Это все, о чем я прошу, Лана. Нам нужно, чтобы ты, вы оба, были в безопасности.

Я не могу сдержать ухмылку, которая кривит мои губы.

— Ты просто хочешь избежать бумажной волокиты, если меня подстрелят.

Он улыбается.

— Виноват. Ты же знаешь, я ненавижу бумажную работу больше, чем пули.

Знакомое и успокаивающее подшучивание успокаивает меня.

— Хорошо, тогда. Отныне я буду твоими глазами и ушами, — заявляю я, настраивая переговорное устройство, которое Лука установил для меня. Это небольшое утешение, знать, что я все еще могу руководить, защищать Джулию и мою команду, даже не выходя из машины.

Один за другим они собираются. Задняя часть нашего крепкого внедорожника, не совсем минивэна, но и далеко не стандартного автомобиля, открывается. Лука, как всегда, стратег, выходит первым, его движения точны и продуманны. За ним следуют остальные. Оружие, гладкое и смертоносное, извлекается из кейсов, проверяется и заряжается с легкостью, которую дает долгая практика.

Последним уходит Григорий. Но потом, когда я остаюсь одна, окруженная тихим гулом машины и отдаленными звуками ночи, которая вот-вот взорвется насилием, я обнаруживаю, что тянусь к сигаретной пачке. Старые привычки, верно? Но потом, вспомнив о жизни, растущей внутри меня, я колеблюсь и убираю ее. Это один из самых легких вариантов выбора, которые мне приходилось делать в последнее время.

И тут, словно почувствовав мою минутную слабость, возвращается Григорий. Он снова скользит в машину, тенью возвращаясь на свет. Прежде чем я успеваю что-то сказать, спросить, почему он вернулся, он прижимает к моим губам поцелуй. А потом, не сказав ни слова, он снова исчезает, уходя в ночь, чтобы встретить все, что нам предстоит.

Оставшись одна, я прижимаюсь к теплоте его поцелуя, позволяя ей укрепить меня. Глубоко вздохнув, я успокаиваю себя. Пришло время внести

свою лепту, стать лидером, в котором они нуждаются на расстоянии.

Положив руку на живот, молчаливо поклявшись нерожденной жизни, которую я ношу, я готова.

— Григорий, ты меня слышишь? — Мой голос звучит ровно через переговорное устройство.

— Громко и четко, — отвечает он, и, несмотря на холодность ситуации, в его тоне слышится что-то теплое.

Я не могу сдержать улыбку, которая пляшет на моих губах, даже в разгар напряжения.

— Так для чего был этот поцелуй? Пытался отвлечь меня от задания? — Поддразниваю я, мое сердце бьется чуть быстрее, ожидая его ответа.

— Просто чтобы тебе было за что бороться, — спокойно отвечает Григорий, и его голос звучит в трубке, отчего на моих щеках появляется румянец.

— О, как будто мне нужны еще причины, — отвечаю я, и шутка разряжает тяжелый воздух. — Но я приму это как мотивацию.

— Хорошо. Потому что, когда все закончится, я могу потребовать реванша.

— Обещания, обещания, Григорий. Давай сначала убедимся, что мы все вернемся целыми и невредимыми, — напоминаю я ему, и серьезность ситуации вновь дает о себе знать.

— Обязательно, — уверяет он, и я ему верю. — Только не забудь приготовить для меня улыбку.

Я подумаю, — отвечаю я, и переговорное устройство разражается нашим общим смехом, прежде чем мы снова переключаемся на текущую задачу, и наш мимолетный момент связи укрепляет мою решимость. — Что ты видишь?

Голос Григория стал деловым, солдат взял верх.

— Периметр тихий. Слишком тихо. Мы приближаемся с восточного крыла, используя прикрытие старого склада как слепую зону. Люди Переса, похоже, расслабились, не ожидая нас.

— Будь начеку. Возможно, они притворяются, — советую я, сканируя цифровую карту, расстеленную на моих коленях. Схема склада вытравлена в моем сознании, каждая точка входа и выхода, каждое возможное место засады.

— Мы на позиции, — сообщает Григорий после напряженной минуты, которая тянется все дольше. — Команда Луки на западной стороне, готова создать диверсию по твоей команде.

Я делаю глубокий вдох, чувствуя всю тяжесть момента.

— По моему счету. Три… два… один… метка.

Наступившая тишина оглушительна, как затаенное дыхание в ночи. Затем, в отдалении, раздаются приглушенные звуки хаоса.

22

ГРИГОРИЙ

Врываясь в здание, я меньше всего ожидал попасть в чертову вольницу. Перес и его головорезы уже воюют с другой фракцией. Хаос, который мне обычно нравится, но не тогда, когда у меня есть дела поважнее.

— Григорий, докладывай, — раздается резкий, прорезающий шум голос Ланы по внутренней связи.