Королева Братвы и ее короли
Шрифт:
Ухмылка Романа переходит в гримасу.
— Скажи это пуле, — бормочет он, его веки тяжелеют, борясь с лекарством и усталостью.
Григорий и Лука возвращаются в комнату.
— Рад, что ты вернулся, брат, — хмыкает Григорий.
— Так сильно скучал?
— Без твоих острот нам было спокойнее, — отвечает Лука.
— Итак, Григорий, как твоя царапина, ты ее залечил?
Попытка Романа отшутиться — бальзам на душу, знак того, что, может быть, все вернется на круги своя. Или настолько нормально, насколько
Григорий хихикает, звук глубокий и искренний.
— Да, ничего особенного. Просто небольшая любовная разрядка, которую устроили наши друзья.
Лука прислонился к стене, сложив руки, наблюдая за обменом.
— Кстати, о наших друзьях: Перес действительно думал, что сможет всколыхнуть ситуацию. Увидел в беременности Ланы слабость, решил, что сможет разжечь пламя ревности в Романе, подставив его. Дошло даже до того, что он подбросил деньги на банковский счет Романа.
Роман поднимает брови:
— Надеюсь, этот ублюдок не думает, что получит их обратно.
Лука отвечает быстро, его ухмылка остра как нож.
— Насколько я знаю, мертвецам не нужны деньги.
Мы хихикаем над замечанием Луки. Роман слегка шевелится на кровати.
— Послушайте, я просто позвонил, чтобы проверить, как там Лана и малыш, — начинает Роман, его голос стал более твердым несмотря на то, что он еще не отошел от пережитого испытания. — Я просто хотел услышать о них, убедиться, что с ними все в порядке. Но когда я дозвонился до Джулии и услышал, что происходит, я понял, что должен действовать.
Лука качает головой, его тон дразнящий, но с нотками восхищения.
— Ты и твое чертово геройство. Услышал сигнал бедствия и пошел, без плана, просто паля из пушек. Импульсивный и глупый, парень.
Роман усмехается, принимая укол кивком.
— Виноват. Но ведь все получилось, не так ли?
Я делаю глубокий вдох, тяжесть последних нескольких дней оседает на моих плечах, когда я смотрю Роману в лицо.
— Прости, что сомневалась в тебе. И за то, что не справилась с ситуацией… более изящно.
Роман слегка покачал головой, отмахнувшись от моих опасений с язвительной улыбкой.
— Не волнуйся. Я вел себя как осел и, честно говоря, как немного сумасшедший ревнивец.
— Ну и, что в этом нового? — Лука вклинивается из угла, не в силах удержаться от колкости.
— Заткнись, Лука, — отвечает Роман, хотя его тон легкий, с оттенком юмора человека, который слишком хорошо знает свои недостатки.
Я наблюдаю за ними троими, странной семьей, созданной не по крови, а по необходимости и негласным узам. Именно в такие моменты я понимаю, что, несмотря на всю тьму, которую мы пережили, в нас есть свет, который не желает гаснуть. Мы семья и мы всегда будем вместе, хранить нашу связь и нашу любовь за закрытыми дверьми наших спален…
Я прочищаю
— Слушайте, я ценю все это, — начинаю я, жестом охватывая комнату, выздоровление Романа и коллективные усилия, которые привели нас сюда. — Но мне нужно кое-что прояснить.
Выражения их лиц трезвеют, чувствуя изменение моего тона.
— Я собираюсь и дальше возглавлять этот синдикат. И я буду воспитывать своего ребенка как мать-одиночка. Это не обсуждается, но между нами ничего не меняется, и мы разделим наши ночи, если нет возражавших. — Твердо заявляю я, поочередно глядя в глаза каждому из них.
На мгновение в комнате становится тихо, все обдумывают мои слова. Я немного смягчаюсь, но моя решимость не ослабевает.
— Если вы, ребята, хотите участвовать в жизни этого ребенка, вы — "дяди". Не более того. Вы все одинаково важны для меня, и я хочу, чтобы этот ребенок тоже любил вас всех одинаково.
Лука кивает первым, его согласие сразу же становится твердым.
— Иначе и быть не может, Лана.
Григорий кивает медленнее, более задумчиво, но, так же соглашаясь.
— Ты — босс, Лана. И всегда была им.
Выражение лица Романа неоднозначно, в уголках рта играет намек на его былую самоуверенность.
— Полагаю, это делает нас самыми крутыми дядями в городе, да?
Я не могу не улыбнуться, несмотря на серьезность разговора.
— Только если вы сможете с этим справиться, — отвечаю я с вызовом.
Лука откидывает назад голову и смеется.
— Справиться? Лана, мы противостояли шквалу пуль, пережили предательство и бомбардировки, мы танцевали со смертью больше раз, чем я могу сосчитать. — Он заразительно ухмыляется и добавляет: — Немного подгузников? Мы справимся.
Глубокий голос Григория присоединяется к веселью.
— Говорите за себя. Я не менял подгузники с тех пор, как родился мой племянник, а это было более десяти лет назад. Наверное, нужно пройти курс повышения квалификации.
Роман наблюдает за нами, боль в его глазах сменяется чем-то более мягким, уязвимым. Он снова протягивает руку, на этот раз уверенную, когда кладет ее на мою.
— Ты — сила природы, Лана. Ты будешь замечательной матерью. А мы будем здесь, чтобы поддержать тебя, подгузники и все остальное…любить тебя.
В комнате теперь тепло, как после неумолимой бури. Оно проникает в мои кости, заставляя меня снова почувствовать себя сильной.
Дверь открывается без предупреждения, и Джулия входит.
— Джулия, я просила тебя остаться в постели и отдохнуть, — говорю я, мой тон скорее обеспокоенный, чем строгий.
Она пренебрежительно машет рукой, ее глаза сканируют комнату, пока не останавливаются на Романе.
— В постели скучно. Кроме того, мне нужно было самой посмотреть, как держится герой часа.