Королева брильянтов
Шрифт:
Свешников ждал продолжения. Его не последовало.
– И это всё? – не утерпев, спросил он.
– Константин Владимирович, я разберусь. Это нелепая ошибка. В качестве отступного – с меня ужин в «Эрмитаже». Когда пожелаете.
Гнев пристава пошел
– Ужин мне и Богдасевичу. И то только по доброте моей души.
– Как прикажете, господин пристав.
– То-то же. – Свешников был удовлетворен и даже улыбнулся. – Значит, протокола нет и делать нам тут нечего.
– Поезжайте в участок, ночь длинная, успеете доспать.
Уговаривать пристава не пришлось. Изящно помахав на прощание, он быстро удалился, как будто сбегал от неприятностей. Из коридора донеслось приказание городовым и тяжелый топот сапог.
Пушкин подошел и заглянул за кресло. Кирьяков не очень походил на себя. Сидел сгорбившись, сжав плечи, растрепанные волосы как будто тронула седина. Лицо его было беловатого оттенка. Он запрокинул большую граненую рюмку и, тяжело глотая, выпил до дна. Екимов налил еще и заботливо подал. Кирьяков держал стеклянную ножку, но пить больше не мог.
– Шестая? – спросил Пушкин, глянув на полупустой графинчик.
– Куда там, восьмая, – ответил коридорный.
– Не берет его, сердешного, – добавил Лаптев.
У полового глаз наметан: Кирьяков казался трезв,
Пушкин отошел в сторону и нагнулся за револьвером, который упирался дулом в обои. Судя по запаху, из него недавно стреляли. Отщелкнув барабан, он нашел одну отстрелянную гильзу. Револьвер нырнул в глубокий карман пальто.
– Кто расскажет, что тут стряслось?
Кирьяков вцепился зубами в рюмку и заставил себя делать глоток. К признаниям он был не готов. Вызвался коридорный. Екимов обстоятельно рассказал, как около половины двенадцатого из номера донесся дикий вой – он, коридорный, как раз проходил мимо, – а затем выстрел. Второй раз рисковать никто не желал, сразу вызвали полицию. Как вошли, обнаружили этого господина: он трясся, как мышь. Пристав его узнал, приказал дать водки. За неимением других лекарств.
– Такой уж номер проклятый, – закончил Екимов.
– Нечистое место, одним словом, – добавил Лаптев.
Пушкин попросил оставить их с пострадавшим, а графинчик унести. Что Екимов с Лаптевым и исполнили быстро и с охотой: находиться тут было боязно. Отодвинув кресло, Пушкин сел напротив Кирьякова. В самом деле – виски чиновника сыска украсила легкая седина.
– Леонид Андреевич, что случилось?
Ответом было страдальческое выражение на лице, словно Кирьяков вот-вот расплачется.
– Я не могу об этом говорить, – с трудом пробормотал он.
– Что вас так напугало?
Конец ознакомительного фрагмента.