Королева четырёх частей света
Шрифт:
Потом он мне говорил, что не ожидал найти тебя такой живой, такой пламенной — и такой трогательной.
Он стоял, как громом поражённый, а ты изо всех сил старалась опровергнуть то, что говорил отец. «Вот он, твой поклонник, ты его кликала» — она на «поклонника» и не взглянула. «Смотри на него хорошенько, дочка; смотри на своего жениха. Ты говорила, он старый и скрюченный...» — нет, как будто он ей совсем не интересен.
Ясно было показано: будущий супруг для тебя не существует. Ты его буквально в упор не видишь.
Но таить свой гнев на отца
— Грубость ваша беспримерна, — громко заявила ты. — А что до сердечного благородства... Низкая у вас душа. Вы лакей!
И ты повернулась к нему спиной, нанеся такое же публичное оскорбление, как и он тебе.
Мы все остолбенели. Ты пошла в дом.
В тот день и много недель потом ты показывала отцу, что он ни к чему не может тебя принудить. Что ты ни за что не выйдешь за человека, которого он тебе предназначил. Пусть жених согласился — ты не согласна.
— Не пойдёшь за Менданью — ни за кого не выйдешь! В монастырь тебя запру!
— Что ж, и так подойдёт: зато подальше от вас.
— Негодяйка! — орал отец. — Вот как ты платишь за всё моё добро! Не видать тебе людей! Ни в церковь, ни на процессию, ни на корриду, ни на бал — не выйдешь из этой комнаты, пока не станешь его женой!
— Значит, никогда не выйду.
— И не пущу к тебе никого. И Петронилье не сможешь поплакаться. Одна в четырёх стенах. Захочу — всю жизнь так и просидишь.
— По крайней мере в покое.
— Ты что, никого не любишь?
— А вы, отец, разве кого-то любите?
Твоё заточение перевернуло весь дом. Матушка всегда оставалась негласной госпожой. Но ты семнадцать лет царствовала явно. Ты была душой, головой, руками асьенды — настоящей хозяйкой. Теперь всюду не хватало твоей невероятной энергии, организаторских способностей, любви к власти. От самого смиренного индейца до самого нахального метиса слуги без тебя отбились от рук.
Семья разделилась на два лагеря. Херонимо ставил стеречь твою дверь своих людей и злых собак. «Малыши» — Диего, Луис и Марианна — пытались общаться с тобой, подкупая служанок.
Матушка, как и все, сделала свой выбор. Обычно она не вмешивалась в дела, но тут объявила во всеуслышанье: непослушание твоё — преступление против Бога, против семьи, против долга перед самой собой. Ты забыла о своём поле и сане.
Я подозревала, что материнское осуждение пугало тебя до глубины души. С детства тебя мучил страх изменить своему долгу. Ещё совсем маленькой ты так была предана чести, что ничто не могло заставить тебя изменить данному слову. А вдруг наша мудрая, благородная матушка права? Вдруг своим бунтом ты вступила на путь постыдный и недостойный? Ты потихоньку плакала, но не сдавалась:
— Я не пойду за аделантадо Менданью.
Что до меня, я никак не могла понять, отчего ты упрямишься. Не могло быть лучше выбора, чем дон Альваро де Менданья-и-Кастро де Нейро. Так говорила матушка — она даже настаивала на этом. Чистота благородного
Резон разницы в возрасте с точки зрения здравого смысла никак тебя не оправдывал. Да, матушка в первый раз вышла замуж за человека лет на пятьдесят себя старше. Но тут же такого не было! Обзывая дона Альваро стариком, ты, как всегда, преувеличивала. Ему ещё не исполнилось сорока пяти лет.
К чему же это сопротивление воле отца, этот разрушительный раздор между вами?
Хотя напоказ ты была с ним груба, я не сомневалась, что ты его уважаешь. Характер у вас обоих был тяжёлый, но вопреки этому с самого рождения между вами не было ни облачка, ни единой ссоры! Ты никогда не скрывала, что обожаешь его. Предупреждала его желания. Во всём оправдывала. Любовалась им.
А он день за днём всячески показывал нам — другим детям, что ты у него любимица. И на асьенде, и даже в Лиме все знали, как вы друг друга любите.
«Я не пойду за аделантадо Менданью...»
Как мне было догадаться, что сватовство было только предлогом, а на самом деле ты противилась отцу совсем в другом? Что предстоящий брак к предмету вашей ссоры не имел никакого отношения? Что ни возраст Менданьи, ни бедность, ни двусмысленная репутация не имели для тебя в этой битве никакого или почти никакого значения? Что тон отца при представлении жениха, твоё унижение на арене обидели тебя гораздо меньше, чем другие его насмешки и оскорбления?
Была ещё другая сцена. Другая ошибка капитана Баррето.
Вот к тому случаю и восходило ваше столкновение: к твоему посещению энкомьенды Кантарос за три недели до того.
Отец никогда не рассказывал об этой поездке ни мне, ни матери, ни кому-либо другому. А если и случалось ему о ней припомнить, то он только жаловался, что не послушался тогда своего инстинкта. Больше ничего не говорил.
Прежде он никогда не соглашался взять тебя в горы. Никогда не пускал в эти дальние поездки, в которые отправлялся со своими людьми. Не потому, что за тебя боялся: он знал, что ты можешь вынести самые тяжёлые переходы, преодолеть любые опасности.
Но всё же он считал тебя креолкой. И этим доводом обосновывал свои отказы взять тебя с собой. Он говорил: хоть ты и умеешь владеть оружием и ездить верхом — всё равно ты уже американка во втором поколении. Родилась в Лиме. Значит, изнежена, как все дочери колонистов.
Вот женщины из Португалии и Эстремадуры, необычайные женщины, последовавшие в Америку за своими мужьями, братьями и возлюбленными — то было другое дело!
А ты, утверждал он, к тому миру уже не принадлежала. Да, даже ты... К миру, где конкистадоры вразумляли дикарей и вводили их в свет Истины беспощадной войной. Отец совершенно искренне утверждал, что не искал войны сам. Но противление индейцев Слову Божьему, их коварство и жестокость принуждали обороняться его самого и других испанцев.