Королева четырёх частей света
Шрифт:
Но самые знатные из знатных семейств хотели отдать своих дочерей в монастырь Санта-Клара. Донья Хустина добилась этого своими мерами. Она проводила очень строгий отбор, а вступительный взнос для привилегированных монахинь («чёрных сестёр») установила в размере двух тысяч песо. Тысячу песо платили «белые сёстры» — менее обеспеченные сёстры, которые прислуживали «чёрным». Все они должны были представить доказательства подвигов своих отцов и limpieza de sangre («чистоты крови») в трёх поколениях. В их жилах не должно было течь ни капли еврейской крови. Собственно, это правило действовало везде: нарушить его не посмел бы никто. Но донья Хустина особенно строго следила за чистотой крови своих монашенок.
И вот результат: списки соискательниц в монастырском совете росли на глазах.
Стремительный взлёт, который поставил её во главе монастыря, ясно говорил о её чутьё и властолюбии. Вопреки всем законам, положенным для монашеской жизни, она сама сделала свою карьеру. Первый архиепископ Перу, блаженный дон Торибио, которого уже называли и святым Торибио, нарушил ради неё орденские правила, забрав из ордена августинок и переведя во францисканский орден как настоятельницу монастыря Святой Клары Ассизской. Ради неё он преступил и уставы собственного ордена, назначив Хустину пожизненной настоятельницей, хотя аббатисы монастырей Святой Клары должны были обязательно избираться и не более, чем на три года. Не соблюдено было и правило о возрасте: аббатисе должно было быть не менее пятидесяти лет, а Хустине не исполнилось и сорока.
Настоятельница же была покорна церковным властям и всячески старалась, чтобы новый епископ не вспомнил, что власть она получила с некоторыми нарушениями.
Её пожизненное правление только начиналось.
Итак, не из-за погоды не спалось такой женщине, как донья Хустина, этим хмурым ноябрьским утром 1609 года. Она приняла решение — вернее, собиралась направить одну из овец своих, гибнущую душу, вверенную Господом её попечению. Надобно было надзирать за ней, не раздражая епископа и не оскорбляя благотворителей монастыря.
Чтобы не растерять союзников.
Совесть редко мучила донью Хустину. Сердце её не ведало тоски и сомнений. Мистических трансов она тоже не знала. Как и все чёрные сёстры, аббатиса умела читать и писать, но не была любознательна; труды великих богословов её к себе не влекли. Вера её была похожа на неё саму: такая же крепкая, бодрая, несокрушимая, как сама её полная фигура, являвшаяся по всему монастырю. Уверенная в том, что Господь ведёт её и подсказывает любой самый малый шаг, донья Хустина жила спокойно.
Но теперь она столкнулась с казусом, который требовал от неё величайшего хитроумия, — и в ней бушевала буря.
С этим «казусом» (другого слова для предмета своей тревоги она не находила) донья Хустина была знакома давно. Его знали во всём Новом Свете, а имя ему было — донья Исабель Баррето де Менданья де Кастро.
Раньше её звали короче, но величава и горделива эта женщина была всегда. Даже в отцовском доме, в девичестве, затерявшись в числе шести сестёр (а всего детей в семье было одиннадцать). Где бы ни селилось это семейство, всегда эта улица превращалась в «улицу доньи Исабель». Её красота или, вернее, стать, её познания во всём: латыни, географии, владении оружием, — её высокомерие и отвага стали легендой Перу.
И впрямь — казус. Или монстр.
Все капитаны, ходившие с товаром между Китаем, Филиппинами, Мексикой и Испанией, знали историю её путешествия в Южное море. Больше двадцати тысяч километров от Лимы до Манилы. Весь Тихий океан насквозь... По сравнению с этим расстояние, пройденное Христофором Колумбом, не шло ни в какое сравнение! Переход был так невероятен, что сами мореплаватели называли подвиги доньи Исабель «странствием царицы Савской к Богу». Такая вот риторическая фигура, попахивающая ересью...
По крайней мере, богохульством.
На этот счёт аббатиса не заблуждалась. Лукавый обретался где-то рядом. Но прежде она не подозревала, насколько велика опасность.
А если бы и видела, то как бы избежала?
Как могла она не принять у себя донью Исабель Баррето де Менданья де Кастро?
Супруги доньи Исабель были высокородны, три её сёстры уже находились в монастырях Лимы, а одна из двух старших весьма отличилась в том же монастыре Санта-Клара; сама донья Исабель пожертвовала «Божью Матерь Пустынницу» и сделала много других щедрых даров для Церкви — по всему этому она получила от нового епископа благословение дожидаться в тишине и покое возвращения супруга. Второго супруга.
После Дня Всех Святых 1608 года она могла по своей воле удалиться в избранный ею монастырь на время отсутствия ушедшего в море знаменитого капитана Эрнандо де Кастро, управляющего серебряными рудниками Кастровиррейна, кавалера ордена Сантьяго.
Донья Исабель выбрала Санта-Клару.
Великая честь.
Считая, что благочестивый подвиг столь важной дамы послужит на пользу монастырю и в поучение миру, аббатиса велела заново отделать одну из самых красивых келий. «Кельями» в Санта-Кларе называли жилища, занятые чёрными сёстрами — освобождёнными от хозяйственных забот, элитой. Чёрных сестёр было двадцать; каждая жила в отдельном домике, купленном для неё роднёй — они были их законными собственницами. За фасадами с мраморными капителями и гербами на воротах находились цветущие дворики и богато меблированные гостиницы. То были маленькие дворцы, обильно населённые служанками-индианками и чернокожими рабынями. Все они попадали за эти высокие стены вместе со своими хозяйками, и обратно уже ни одна не выходила.
Итак, одну из келий, по соседству с кельей доньи Петронильи Баррето де Кастро (в монашестве матери Марии Младенца Иисуса, старшей сестры доньи Исабель) поспешно привели в порядок, чтобы сёстрам было удобно вместе ужинать, музицировать, принимать в гостях других монахинь из числа своих родственниц. Для их кухарок предназначалась общая кухня посредине между домиками.
Но донья Исабель явилась без прислуги. Одна. Настолько одна, насколько позволяли приличия.
Она могла позволить себе такую причуду, зная, что муж когда-нибудь заберёт её отсюда.
Никаких рабынь. Никакой мебели. Никакого белья. Ничего — ни сундуков, ни туалетов, ни украшений. Через Лиму она прошла босиком из любви к Господу нашему Иисусу Христу, Который на кресте не стыдился своей наготы.
И хотя голову она не остригла, но изуродовала великолепные светлые волосы, сразу по приходе в монастырь выкрасив их в чёрный цвет. То был знак скорби и покаяния.
Аббатиса оценила величие жертвы. Но она и не предполагала, какие подвиги последуют за этим.
Донья Исабель отреклась от бархата и парчи и надела холщовое платье — балахон грубее, чем самая простая рубаха. На шее она носила не свои любимые ожерелья и жемчуга, а железный обруч, стягивавший горло. Со своего ложа сбросила тюфяки из самого лёгкого и нежного пуха, а на их место положила деревянную доску и полено вместо подушки.