Королева Марго
Шрифт:
Жийона улыбнулась и вышла.
— Но если вы в Париже одиноки, без друзей, что же вы будете делать? — спросила Маргарита.
— У меня будет много друзей, сударыня. Когда за мной гнались, я вспомнил мою мать — она была католичка; мне чудилось, что она летит передо мной, указывая мне путь к Лувру и держа в руке крест; тогда я дал обет принять вероисповедание моей матери, если Господь сохранит мне жизнь. Господь сделал больше, чем спас мне жизнь: Он послал мне ангела, чтобы я полюбил
— Но вы не можете ходить; вы не пройдете и ста шагов, как упадете в обморок.
— Сегодня я пробовал ходить по кабинету; правда, хожу я медленно и ходить мне трудно, но мне нужно дойти только до Луврской площади, а там — будь что будет!
Маргарита, подперев голову рукой, глубоко задумалась.
— А почему вы больше не упоминаете о короле Наваррском?
Маргарита умышленно задала этот вопрос.
— Что же, когда вы пожелали принять католичество, у вас пропало желание служить королю Наваррскому?
— Ваше величество, — побледнев, отвечал Ла Моль, — вы угадали истинную причину, по которой я хочу уйти… Я знаю, что королю Наваррскому грозит величайшая опасность и что даже вы, ваше величество, принцесса крови, едва ли сможете спасти ему жизнь.
— Что это значит? — спросила Маргарита. — Что вы хотите сказать? И о какой опасности вы говорите?
— В том кабинете, где меня поместили, слышно все, — нерешительно отвечал Ла Моль.
«А ведь верно, — подумала Маргарита, — то же самое говорил мне и герцог де Гиз».
— Так что же вы слышали? — спросила она.
— Во-первых, утром я слышал разговор вашего величества с братом.
— С Франсуа? — покраснев, воскликнула Маргарита.
— Да, с герцогом Алансонским. Затем, когда вас не было, я слышал разговор мадмуазель Жийоны с госпожой де Сов.
— Так эти два разговора…
— Да, ваше величество! Вы замужем всего неделю, вы любите своего супруга. И ваш супруг придет сюда вслед за герцогом Алансонским и госпожой де Сов. Он поведает вам свои тайны. А я не должен их слышать; я был бы нескромен… я не могу, не должен… прежде всего, я не хочу быть нескромным!
Тон, каким Ла Моль произнес эти слова, дрожь в его голосе и смущенный вид юноши внезапно объяснили Маргарите все.
— Так! Значит, лежа в кабинете, вы слышали все, что говорилось в этой комнате? — спросила она.
— Да, ваше величество.
— И чтобы ничего больше не слышать, вы хотите уйти сегодня вечером или сегодня ночью?
— Сию же секунду, если вы, ваше величество, милостиво дозволите мне уйти.
— Бедный ребенок! — сказала Маргарита с нежностью и жалостью в голосе.
Удивленный таким ласковым ответом вместо ожидаемой суровой отповеди, Ла Моль робко поднял голову; глаза его встретились с глазами Маргариты,
— Значит, вы считаете, что неспособны сохранить тайну? — мягко спросила Маргарита, откинувшись на спинку кресла и наслаждаясь тем, что, сидя в полумраке за спущенной ковровой занавеской, может, не выдавая себя, свободно читать в душе Ла Моля.
— Я человек жалкий, — ответил Ла Моль, — я не уверен в себе самом и не выношу чужого счастья.
— Но чьего же счастья? — с улыбкой спросила Маргарита. — Ах да! Счастья короля Наваррского! Бедный Генрих!
— Вот видите, он счастлив! — воскликнул Ла Моль.
— Счастлив?..
— Да, потому что вы, ваше величество, жалеете его. Маргарита теребила в руках шелковый кошелек и выдергивала из него золотые нити шнурка.
— Итак, вы твердо решили не встречаться с королем Наваррским? — спросила она.
— Боюсь, что теперь я буду в тягость его величеству…
— А с моим братом, герцогом Алансонским?
— С герцогом Алансонским?! — воскликнул Ла Моль. — О нет! Нет, сударыня! С ним еще меньше, чем с королем Наваррским!
— Но почему же? — дрожа от волнения, спросила Маргарита.
— Потому, что я стал слишком плохим гугенотом, чтобы преданно служить его величеству королю Наваррскому, и еще недостаточно хорошим католиком, чтобы войти в число друзей герцога Алансонского и герцога де Гиза.
На этот раз потупила глаза Маргарита, чувствуя, что удар попал ей прямо в сердце; она сама не могла понять, радость или боль причинили ей слова Ла Моля.
В эту минуту вошла Жийона. Маргарита бросила на нее вопросительный взгляд. Жийона ответила утвердительным взглядом, давая понять, что ей удалось передать ключ королю Наваррскому.
Маргарита перевела взгляд на Ла Моля, пребывавшего в нерешительности; он опустил голову на грудь и побледнел, страдая от ран телесных и душевных.
— Господин де Ла Моль горд, — сказала Маргарита, — и я не решаюсь сделать ему одно предложение, которое он, без сомнения, отвергнет.
Ла Моль встал, сделал шаг к Маргарите и хотел склониться перед вей в знак готовности повиноваться, но от сильной, острой, жгучей боли у него выступили слезы, и, чувствуя, что вот-вот упадет, он ухватился за стенной ковер, чтобы удержаться на ногах.
— Вот видите, — воскликнула Маргарита, подбегая к нему и поддерживая его, — вот видите, я еще нужна вам!
— О да! Как воздух, которым я дышу, как свет, который вижу! — едва заметно шевеля губами, прошептал Ла Моль.
В это мгновение послышались три удара в дверь.