Королева ночи
Шрифт:
Затворничество сменилось бешеной деятельностью. Он по-прежнему мало говорил. Он как будто мстил за что– то всему миру. Его серые глаза, и так светлые и прозрачные, сейчас полыхали холодным огнём. Он почти перестал бывать дома. Убитая горем мать отчаялась найти в нём отдушину и только молилась, чтобы с ним ничего не случилось, но оставаться с ним один на один даже ей было неуютно, он был как чужой. Если раньше он просто отдалился как звезда, а она внизу на земле, и она могла только смотреть на него в небе, то теперь ей страшно оставаться с ним наедине.
Он днем спал, а ночью охотился, он не признавал ничего, кроме ножа. Отец ещё два года назад начал брать его на охоту, и мальчик
Он бесшумно двигался по лесу. На краю леса он на мгновение увидел благородного оленя с ветвистыми ногами. Олень стоял неподвижно несколько секунд и, как только мальчик моргнул, беззвучно исчез.
Сумеречное небо опрокинутой бездонной пропастью, как в ту ночь, когда он узнал о смерти, с яркими свечками звёзд на дне, безразлично и величественно смотрело на мальчика. Он чувствовал себя прекрасно: каждый шаг доставлял ему удовольствие, он свободно и ловко передвигался среди чёрных стволов. Контуры деревьев на фоне гаснущего неба собирались в один силуэт с размытой сумерками, как туманом, каймой. Ни один лист орешника не шевельнулся, хотя они обычно чувствительные, как веера, раскачивались, мигали, не поперёк, а вдоль ветерка, и он, так же как эти листья, упруго двигался, разворачиваясь вдоль ветра, который стих после того, как выключились сумерки и ночь установила свою чуткую прозрачную тишину. Небо провалилось ещё глубже.
Он искал смерть. Он искал её каждый вечер. Он не знал, как это сделать, поэтому решил, что если будет неосмотрительным и смелым, она сама найдёт его. Беспечная отвага, которая всегда была у него в крови, и только страх смерти на несколько лет приглушил её, будет отличной приманкой, и по запаху отваги она непременно найдет его и тогда он скажет всё, что он о ней думает. Теперь отвага билась у него в груди как второе сердце, как громкий зов для смерти.
Его нетерпение пополам с отвагой гнали его, как ветер гонит зимой снег по насту – легко и неотвратимо. Он в такие минуты, не колеблясь, пошёл бы навстречу смерти с желанием и волнением влюбленного: он дразнил её тоже как влюбленный, кто сильнее хочет встречи. Я, нет, я. И так каждую ночь, а после того, как он по осени пришёл домой под утро с распоротым в три ряда боком, и в ране белели рёбра, и три дня лежал в полусне в затемнённой комнате, наполовину седая, молодая ещё мать, побелела ещё больше и перестала заходить в его спальню.
Он стал ещё азартнее. Как голодный зверь. Ему оставался один год, чтобы встретить её и порвать ей горло. Теперь он мог сделать это одним рывком. Он натренировался на волках, они не успевали даже увидеть его глаза, как оказывались на земле с порванным горлом.
За время его лесных поисков он из хрупкого подростка, ломкой ветки, деревянного солдатика, превратился в гибкого мускулистого сухого молодого мужчину с глазами как бритва. Он понял, что в лесу её не встретит.
Он бросился искать её среди людей. За две мили от усадьбы городок, две туда, две обратно, четыре в оба конца, для такого молодого охотника и вовсе не крюк! Фокус в том, что она могла быть где угодно и была – везде. Он искал её на кладбищах, в тавернах, в притонах и на площадях ночного города. Он приходил туда под вечер, садился за столик на площади, заказывал кофе и сидел, наблюдая, до полной темноты. Он старался не смотреть на людей, он знал, что его взгляд пугает и тревожит их. К нему часто подходили девушки, но он старался угостить их сладким и улизнуть. Он старался не привлекать внимания.
Через несколько дней он понял, что в городе много тёмных личностей, которые хорошо знают друг друга, но не показывают это на людях. Он видел, как они обмениваются короткими взглядами, не прибегая к словам. Он почему-то думал, что они ловцы смерти. Они подбирают и прикармливают для неё жертв. Симпатичная голубоглазая девушка, Иванка, которая в первый вечер подошла к нему в городе и с которой он даже немного поговорил, чего больше не делал, через несколько дней исчезла. Он понял, что её нет среди живых и стал следить и за девушками. Он всё набирал подсказки и знал, что он скоро увидит всё сам.
Но на следующий вечер он вдруг увидел Иванку, с которой познакомился в первый свой вечер на охоте в городе, которая потом пропала. Иванка, если это только была она, а если нет, то похожа на неё как старшая сестра, в другой, богатой, одежде, с высокой причёской, накрашенная и как будто повзрослевшая на десять лет. Он присмотрелся повнимательнее и увидел, что она его не узнала, и что в глазах у неё такая неизбывная тоска, какой не было, когда он с ней только познакомился. Тоска была такая, будто за три прошедшие дня она прожила полную горя и потерь жизнь, потеряла всех своих родных, похоронила мужа и четверых, не меньше детей, а ведь прошло всего три дня.
Он смотрел на Иванку и не понимал, почему ему внезапно стало холодно. Он как ищейка схватился за это чувство холода и потащил его на поверхность, он пока не знал, как это чувство связано с его поисками, но он твёрдо знал, что это так.
Через два дня он опять увидел Иванку, на этот раз она выглядела ещё старше, а ведь когда она познакомился с ней, он не дал бы ей больше шестнадцати. Она в сопровождении мужчины в смокинге прошла через площадь, совсем близко от того места, где он сидел, он специально поднял лицо и убедился, что она его опять не узнала. В её лице просто не было жизни. Холодная пустая маска с провалами глаз, тоска в глазах была совсем чёрная, а у Иванки, он помнил, были голубые глаза. Сердце его сжалось о жалости к Иванке и от догадки, что это означает.
Он решился – как прыгнул с моста – вскочил и на лёгких, плохо слушающихся ногах подошел к ней и быстро перехватил за руку, наклонился и поцеловал вопреки правилам в узкую, холодную как лёд, ладонь. Она на секунду вынырнула из своей тоски и посмотрела ему в лицо. Он не ожидал, что это будет так больно, словно она выпила его сердце через глаза и узнала, о чём он думает и что с ним было за шестнадцать лет его жизни. Теперь она узнала его, пронеслось у него в голове.
Это она. Это Смерть.
Грянула музыка. Он обрадовался, что может побыть ещё немного с ней рядом, не вызывая никаких вопросов, она-то всё равно знала, кто он, а остальные, как застывшие марионетки, неподвижно сидели и стояли на своих местах. Он обнял её за талию и притянул к себе. Ему показалось, что у него в руках она оттаяла, стала немного похожа на человека, её рука вздрогнула и теплая судорога побежала от кисти к плечу. Он крепче сжал тонкую талию и смело глянул ей в лицо: в глазах смерти он увидел, что она его жалеет.
– Мальчик, какой ты жестокий – сказала она, – это ты хотел вырвать мне горло, как тем волкам в твоём лесу?
Он промолчал. Сейчас, когда он держал её в объятиях, когда чувствовал, как она потеплела, он уже не уверен в этом.
– Почему ты меня ненавидишь? – спросила она. – Что я тебе сделала? Я всего лишь сон, сон навсегда, что же в нём плохого, ты будешь спать и тебе никогда уже не будет больно, тебе будет легко и спокойно, ты не будешь беспокоиться ни о ком, и я единственная, кто будет всегда с тобой и никогда не обманет, – сказала она и приклонила голову на его плечо, – ты горячий, – сказала она, дыхнув ему в лицо чистым запахом колодца.