Королева пламени
Шрифт:
— Что вы сказали ему? — спросил Ваэлин.
— Что мой отец заметил их рознь и слабость, — ответила Кираль и кивнула в сторону равнодушного Альтурка, — а мой отец — великий воин и вождь, он вернется сюда со всем племенем и заберет эти горы, потому что местные жители недостойны богатств, дарованных духами.
— Ну, если что и объединит их, так именно это, — рассмеявшись, подтвердил Асторек.
Кираль улыбнулась ему, но мрачно глянула на Ваэлина.
— Моя песнь сказала, что вы убили бы его.
— Ваша песнь была права. Мы выезжаем через час. Асторек, пожалуйста, передай
— Из того, что мне сказал Мудрый Медведь, выходит, что, если ваша миссия завершится неудачей, наша победа здесь даст нам лишь временную передышку, — проговорил ему вслед Асторек.
— Именно потому я хочу выехать как можно скорее, — ответил Ваэлин.
Асторек посмотрел на Кираль, затем — на облако пыли, поднимающееся на месте лагеря за хребтом, где собирались в путь люди льда.
— Я хочу пойти с вами… я чувствую, что так говорит мне песнь волка.
Ваэлину помимо воли захотелось улыбнуться при виде того, как потупилась Кираль. Хм, любопытно, чью же песнь на самом деле слышит наш молодой шаман?
— Я благодарен за твой выбор. Пожалуйста, поторопись с прощаниями.
Путешествие через горы не улучшило настроения. Ведьмин ублюдок осквернил и убил все, к чему прикасался. В кустах повсюду валялись трупы горцев, селения по дороге были выжжены дотла, то и дело встречались тела запоротых до смерти воларских солдат, привязанных к брошенным наземь доскам. Воларская армия не хотела идти в горы, и красные обыденно забивали всех непокорных.
— Даже Токрев не был настолько жестоким, — сказал Асторек, завидев целую дюжину запоротых солдат.
С их тел поднялась стая ворон.
— Мне его жестокость показалась более чем чрезмерной, — возразил Ваэлин.
Впереди открылось поселение, тоже сожженное и разрушенное, но у некоторых домов еще сохранились крыши.
— На ночь мы остановимся здесь, — решил Ваэлин. — Лорд Орвен, разведайте горы в радиусе пяти миль. Победа или нет, мы сейчас на вражеской территории.
Когда стемнело, к костру подошел Эрлин. С самого начала марша на юг Ваэлин держался поодаль от остальных. У сентаров появилось много новых историй, и, хотя он почти не понимал лонакский, радостное возбуждение воинов вызывало отвращение и неразумный гнев. Ваэлин укорял себя, ведь сентары и пришли за новыми историями. Дар Малессы храбрейшим воинам — это начало самой захватывающей повести о подвигах.
— Асторек и Кираль пропали. Я не видел их с самого заката, — сообщил Эрлин, усаживаясь у костра и протягивая к нему руки.
Ваэлин посмотрел в темноту за полуразрушенными стенами дома. Если бы все обернулось не так, сейчас рядом могла бы сидеть Дарена — так же, как сидит рядом с Астореком Кираль.
— Думаю, они в безопасности.
— Она рассказала мне про ее снадобье, древнее лонакское зелье, причиняющее человеку боль. Очень сильную боль, способную убить — либо изгнать вселившуюся в человека чужую душу.
Лирна и Френтис не оставили никаких сомнений в том, насколько могущественно зелье Малессы. Но его действия Ваэлин еще не видел.
— У Союзника есть Дар непонятной нам природы, способный погубить целую цивилизацию. Союзник может сохранить свой Дар и за Порогом.
— Я понимаю, — сказал Ваэлин. — Но теперь у нас нет другого выхода. Мы должны полагаться на слова провидца. Ты коснешься черного камня в Воларе, но это будешь не ты.
— Откуда мы знаем, что на этом все закончится? Быть может, прикосновение к камню сделает нашего врага еще сильнее? Ты же видел в камне памяти, что Союзник хотел коснуться черного камня.
— Но он и страшился его так, что спрятал на многие столетия.
Протянутые к теплу руки Эрлина дрожали, но он улыбался.
— Брат, я боюсь. Я прожил много лет, столько повидал и ощутил. Но я хочу еще большего. Моя безымянная жена нередко называла меня эгоистом — обычно перед тем, как чем-нибудь швырнуть в меня.
— Ты многих спас, — напомнил Ваэлин. — Двое спасенных стали храбрыми людьми и идут сейчас с нами.
— Боюсь, это тоже лишь мой эгоизм. Я спасал многих, надеясь, что когда-нибудь они выиграют за меня мою войну, победят Союзника, избавят меня от страха. А что бы сделала твоя королева, если бы ее поставили перед необходимостью решать?
— Она бы поступила наилучшим для Королевства образом.
Эрлин сдавленно хохотнул.
— Ты хочешь сказать, что она связала бы меня по рукам и ногам и насильно потчевала отравой Малессы до тех пор, пока Союзник не оказался бы накрепко скованным в моей плоти? А если вы выиграете войну? Ты не боишься того, во что может превратиться твоя королева? Брат, я видел много монархов — но никого подобного ей.
— Она — не Союзник. И никогда не будет им.
— Ты так уверен? Ты же видел его в построенном им городе. Ты же видел, как люди любили тогдашнего Союзника. А его власть разрослась, сделалась непререкаемой, и никто не смог остановить его.
— Его остановил Лионен. Он убил его и отправил его душу за Порог.
Эрлин отдернул руки, спрятал ладони.
— Мы можем выждать до тех пор, пока не достигнем Волара…
— Его тварь еще владеет телом в Альпиране. Если промедлим, тварь может потерять его, и Союзник пошлет ее в твое тело.
Веко Эрлина нервно подергивалось, на скулах вздулись бугры — так он стиснул зубы. Пусть он и прожил множество лет, повидал чудеса мира, стал героем мифов и легенд, — сейчас он просто человек, трясущийся от страха в разваленной убогой хижине.
— Если получится так, что ты не сможешь доставить Союзника к черному камню, обещай мне, что не убьешь мое тело — но используешь лонакское снадобье и прогонишь Союзника назад, за Порог.
— Я обещаю. Я сохраню тебя.
— Меня? — Эрлин криво и зло усмехнулся. — Брат, я сомневаюсь, что оставшееся после этого еще можно будет называть мной.
Он встал, зябко обхватил себя руками и тихо выговорил, почти прошептал:
— Дай мне ночь. Мы сделаем это утром.
Ваэлин попросил Альтурка заняться связыванием. Талесса знал толк в узлах.