Королева пламени
Шрифт:
Когда путешественники приблизились на полсотни шагов, Ваэлин сказал Астореку:
— Передай ему, что он мешает нам проехать.
Асторек заговорил, парень выслушал и разразился длинной тирадой. Здоровяк размахивал руками и указывал во все стороны.
— Он говорит, что всюду, куда достает взгляд, его земля и он тут — король, — перевел Асторек. — Он убил многих, чтобы захватить этот город, и еще многих убьет ради его удержания.
— И чего он хочет?
— Дани и повиновения за право воспользоваться дорогой.
— Он раб? — спросил Ваэлин.
— Насколько я могу судить, гарисай. Похоже, в этой провинции недавно сменилась власть,
— Скажи ему, что в этих землях мы видели много убитых детей. Я хотел бы знать, он ли ответственен за это.
Асторек перевел вопрос, здоровяк сплюнул и яростно замахал руками, при том тыкал пальцем в сторону Ваэлина — наверное, хотел вызвать на бой.
— Он говорит, что стер проклятую кровь господ с этой земли, их племя больше не возродится. Он теперь здесь господин и требует должное ему.
— Он получит должное, — заверил Ваэлин, спешился и быстро пошел к здоровяку.
На лице новоиспеченного короля появилось удивление, затем тревога. Ваэлин обнажил меч. Парень выдернул из-под рубашки короткие мечи, грамотно и красиво встал в стойку: один клинок сверху, второй снизу.
Ваэлин на ходу метнул нож, и тот по рукоять вошел в глазницу здоровяка. Он пошатнулся, но автоматическим движением отбил удар Ваэлина. Однако орденский клинок ушел вверх, мелькнул — и врезался в толстую шею гарисая. Но меч не прошел насквозь, застрял в позвоночнике, и пришлось вытащить его и ударить снова, чтобы отделить голову от корчащегося тела.
Затем Ваэлин посмотрел на восставших рабов. Те и не думали мстить за павшего короля, не кинулись в бой, а попятились в ужасе и отчаянии. Что же, неплохо для первого впечатления.
Ваэлин подозвал Асторека:
— Переведи каждое мое слово в точности. Отныне и навеки я объявляю эту провинцию собственностью королевы Объединенного Королевства Лирны Аль-Ниерен. До тех пор пока королева не позаботится о честном и справедливом управлении вами, вы должны вести себя как свободные подданные Королевства и воздерживаться от убийств и грабежей. Если же нет, королевское правосудие будет скорым и беспощадным, — тут Ваэлин сделал паузу и пнул голову здоровяка, — а моя королева не столь милосердна, как я. А теперь убирайтесь с дороги.
Он стряхнул кровь с меча и направился к Шраму.
Дальше пошли более людные земли, но не менее растревоженные бунтами. На дороге часто встречались люди, тащившие разнообразное добро, и свое, и награбленное. При виде большой группы вооруженных всадников они бросались прятаться в поля, где, как ни странно, еще попадались работающие невольники. Однако убегали не все, оставались старики и обремененные маленькими детьми семьи. Они отходили на обочину и бессмысленно глазели на всадников, младшие кричали и показывали пальцами, старшие закрывали им ладонями рты. И не все оказались запуганными. Потерявшие все из-за восстания рабов потеряли и страх: дерзили, грозили кулаками, изрыгали хулу. Одетый в черные лохмотья старик забрался на кучу навоза, подпрыгивал, орал что-то нечленораздельное и швырялся конскими лепешками. Альтурк положил дубинку на плечо и подъехал посмотреть на древнего храбреца. Тот еще побуянил, но вскоре притих под взглядом талессы, осел на смрадную кучу своих боеприпасов и заплакал.
— Странные люди, — вернувшись в строй, сказал Альтурк. — Они ищут хорошей смерти и валятся в слезах, когда им предлагают такую смерть.
За следующую неделю отряд преодолел две сотни миль и не повстречал ни единого воларского солдата, хотя наткнулся на следы боя. На дороге и вдоль нее лежало около сотни тел, большинство — мужчины, но попадались и женщины, судя по одежде, вперемешку рабы и свободные. Многие умерли, схватившись в драке, сжимая ножи либо вражеское горло, одна девушка лежала, вцепившись зубами в предплечье одетого в черное, убившего ее.
— Если так будет и дальше, вашей королеве окажется нечего завоевывать, — заметил Асторек.
— За исключением земли, — проговорил Союзник, и все вздрогнули от звука его голоса. Союзник равнодушно осмотрел место побоища и добавил: — В вашем мире единственное настоящее богатство — земля. Полагаю, ваша королева неплохо поживилась бы ею. Но, к сожалению, я не могу позволить ей этого.
— Возможно, ты заговоришь иначе, когда встретишь ее, — сказал Ваэлин.
Он перестал видеть сны. Каждую ночь теперь он ложился и проваливался в забытье — и ничего не видел до утра. В императорской темнице всегда приходили сны о Дентосе, Шерин, даже Баркусе. Тогда Ваэлин посчитал сны пыткой, заслуженным наказанием, возмещением за императорскую милость. Теперь он понял: сны — благословение. Дарена безвозвратно ушла, а ему судьба отказала даже в иллюзии, в кратком драгоценном сновидении о ней. Хотя после него намного тяжелей просыпаться и ощущать холод и пустоту подле себя, словно безжалостный топор, врезающийся в шею. О, как Ваэлин жаждал хоть раз обмануться.
— Она вспоминала о тебе, — произнес Союзник.
Стараясь не глядеть на него, Ваэлин выбрался из-под одеяла, встал. Еще не рассвело, и Союзник казался едва различимой тенью по другую сторону дымящихся углей костра.
— Ты хочешь знать, что она сказала?
— Отчего ты снова заговорил? Может, оттого, что мы приближаемся к Волару?
— Нет, меня побудила честная простая скука. С вами, примитивными, интересней день ото дня. Конечно, я оставил вам эпоху невежества, но вы умудрились сделать ее интересной. Скажи, почему ты не сохранил голову того человека? Мне кажется, она имела бы некое ритуальное значение.
— Ты и в самом деле настолько мало знаешь о нас? Ты же раздувал хаос и смуту в этом мире многие столетия. Как ты можешь быть настолько невежественным?
— Я вижу лишь глазами пойманных в безвременье за Порогом, но даже и такое видение бывает смутным, — ответил Союзник. — Смерть меняет душу, удаляет многое из того, что есть плоть души. Один философ в мое время утверждал, что душа — это всего лишь совокупность памяти, не более чем метафора.
— Очевидно, он ошибался.
— В самом деле? Тебя не удивляет, что лишь Одаренные пребывают за Порогом? Неужели лишь они благословлены душой, а прочие растворяются в небытии после смерти?
— Жизнь приучила меня терпеливо относиться к тайнам, в особенности — необъяснимым.
Союзник тихо и сердечно рассмеялся, придвинулся ближе, наклонился, теперь ясно видимый даже сквозь сумрак, пытливо посмотрел на Ваэлина.
— Объяснение этой тайны — я. Место за Порогом — не вечное царство мертвых, а плод глупости и гордыни, короста на гноящейся ране, пораженной заразой и разносящей заразу. Существовать там — значит целую вечность терпеть холод смерти, ощущать, как медленно убывает твое «я», пока не останется всего лишь бесформенное сознание, потерявшее память, но способное чувствовать и мыслить, воспринимающее только бесконечный холод.