Королева подиума
Шрифт:
А Розали вспомнила слова, которые сказала Адаму в их последнюю ночь: «Ты всегда будешь частью меня, Адам», и его ответ: «А ты — меня».
И пусть сейчас их разделяет полмира, физическое расстояние ничего не значит. Как и время, прошедшее с момента их расставания. Когда она разговаривала с Адамом по телефону, то чувствовала, что их сердца бьются в унисон, и не надо искать этому разумное объяснение. И еще она чувствовала, что отныне их жизни связаны навсегда, но об этом она подумает потом…
Главное сейчас — Кейт.
ГЛАВА
Направляясь к кабинету директора школы, Розали уже знала, что Кейт предупреждена о ее приезде и что девочка пребывает в глубоком шоке. Она ни с кем не разговаривает, отказывается от еды и не плачет.
Когда об этом сказали Адаму, позвонившему, чтобы предупредить о приезде Розали Джеймс, он отказался от предложения пригласить для Кейт доктора и попросил предоставить ее заботам мисс Джеймс, которая отвезет ее в Дэвенпорт-Холл.
Розали понимала, какая ответственность ложится на ее плечи, но не дрогнула ни на секунду. Все организационные вопросы взяли на себя Хью и Рибел, Розали же должна была позаботиться о Кейт. С Рибел они решили, что сама она поедет в машине с Хью, а Розали и Кейт — вдвоем — в «роллс-ройсе». Сейчас главной задачей было пробиться к Кейт через заслон, который девочка поставила, чтобы отгородиться от непереносимой реальности произошедшего. Розали имела опыт работы с детьми, получившими тяжелую психологическую травму и не желавшими возвращаться к действительности. Она очень рассчитывала на дружеские, доверительные отношения, которые установились между ней и Кейт, и надеялась, что, несмотря на разрыв с Адамом, взаимопонимание с девочкой не утрачено.
Кейт сидела у окна, слепо глядя в темень. Розали пересекла комнату, взяла стул и села рядом. Девочка никак не отреагировала на ее приход — ни словом, ни взглядом.
— Кейт, это я, Розали. Мне очень жаль, что с твоей мамой произошло такое несчастье. Я знаю, ты провела с ней несколько последних дней, и уверена, что это было замечательное время.
По лицу Кейт пробежала судорога, шея дернулась, как будто девочка протолкнула ком. Она подняла на Розали глаза, переполненные болью.
— Она умерла, и я больше никогда ее не увижу.
— Я знаю. — Розали взяла девочку за руку, которая оказалась крепко сжата в кулачок. — Я знаю, что теперь у тебя остались лишь воспоминания о маме и они никогда не заполнят пустоты, образовавшейся в твоей жизни с ее уходом. Но ты должна всегда помнить, что она любила тебя и желала для тебя всего самого лучшего. И ты должна вырасти и стать таким человеком, которым бы твоя мама могла гордиться, воплощением ее надежд и чаяний, и это станет лучшей данью ее памяти и доказательством твоей любви.
В глазах Кейт стояли слезы.
— Я не сказала ей. Я не сказала ей, как сильно я ее люблю.
— Твоя улыбка, твой смех, счастливый блеск твоих глаз, твои поцелуи — они лучше всяких слов говорили ей о твоей любви. Она знала, Кейт. Поверь мне. Ей не нужны были слова, чтобы понять.
— Она меня слушала, по-настоящему слушала. Но я не сказала ей, как это важно для меня… — Голос Кейт сорвался, и она зарыдала.
Чувствовать, что ты — важная часть ее жизни? Она знала и это, потому что для нее тоже важно было чувствовать себя
Слезы потоком лились по щекам Кейт, но она посмотрела Розали прямо в глаза и спросила:
— А ты чувствуешь связь со мной и папой? — Еще на Тортоле Кейт с разрешения Розали стала обращаться к ней на «ты».
Ответ Розали родился в самой глубине ее сердца.
— Да. Именно поэтому я здесь, Кейт. Чтобы позаботиться о тебе до приезда твоего папы, поддержать тебя. — Она взяла девочку за вторую руку. — Поедешь со мной в Дэвенпорт-Холл?
Кейт кивнула.
Розали поднялась на ноги и помогла подняться Кейт. Девочку шатало, и Розали обняла ее и прижала к себе, почувствовав, как в поисках опоры руки Кейт крепко обвились вокруг талии Розали. Поглаживая Кейт по волосам, она прижала голову девочки к своему плечу.
Наконец рыдания стихли, перейдя в короткие всхлипывания.
— А папа знает, что я буду в Дэвенпорт-Холле?
— Конечно. Из аэропорта он приедет прямо туда.
— Я уже могу ехать, Розали, — беря себя в руки, с глубоким вздохом сказала Кейт.
До машины они дошли в сопровождении Хью и директрисы. Рибел, прежде чем сесть в «ягуар» Хью, показала Розали большой палец, давая понять, что к их приезду все будет готово.
По дороге в Дэвенпорт-Холл Розали заставила Кейт рассказать о том, как они с мамой провели осенние каникулы, надеясь, что это поможет девочке облегчить чувство вины и перестать мучиться бесконечными «если бы»…
Такая утрата тяжела сама по себе, а нести по жизни бремя вины, пусть и мнимой, — непосильная ноша. Розали специально делала акцент на сближении Кейт с матерью, говорила о том, как прекрасно, что они снова обрели друг друга.
Когда они доехали, Кейт была измучена до предела. Отказавшись от еды, она согласилась только на чашку горячего шоколада, после чего Рибел проводила ее в приготовленную спальню. Розали уложила девочку в кровать и села рядом, держа ее за руку. Они обменивались короткими, часто несвязными репликами до тех пор, пока Кейт не сморил сон, больше похожий на тяжелое забытье.
Рибел придвинула к кровати большое кресло, принесла несколько подушек и плед, чтобы Розали могла устроиться поудобнее. Затем она принесла поднос, на котором стояли чашка бульона и кружка горячего шоколада и лежали несколько булочек и горячих оладий. Розали поблагодарила, но отрицательно покачала головой — думать о еде она не могла. Устроившись в кресле, она приготовилась бодрствовать всю ночь, чтобы в случае чего тут же прийти Кейт на помощь.
А утром приедет Адам.
Она делает это ради Кейт, убеждал себя Адам. Он не должен видеть в поступке Розали больше чем акт сострадания. Узнав о трагедии и о том, что он находится в Гонконге, она с присущей ей добротой и заботой о детях немедленно подумала о Кейт, о том, как той одиноко и страшно.