Королева пустыни
Шрифт:
Но все же Гертруда, принимая в подарок новый велосипед или позволяя себе такие роскошные каникулы, часто задумывалась, как на самом деле следует использовать ей свое время и богатство. Она колебалась между личным счастьем и безвозмездным служением обществу. Эти сомнения преследовали ее всю жизнь. Убежденная атеистка, она была на переднем крае нового мышления, свежего взгляда на человека и общество. Утилитаризм, выраженный как основа нравственной философии Джереми Бентамом, подчеркивал, что стремление к счастью и избегание горя и страданий есть важнейшие цели человека. Утилитаризм признавал, что стремиться к таким целям может лишь свободный человек, но утверждал, что свободой нельзя пользоваться без чувства личной моральной ответственности перед людьми и окружающим миром. Джон Стюарт Милль рассматривал практические вопросы достижения ответственной свободы, предлагая возможные формы правления, которые позволят обществу развиваться
Вопросы, касающиеся должного поведения человека в обществе, возникали постоянно, и полученные заключения применялись как моральный ориентир для всех аспектов жизни. Например, должен ли человек, идущий играть в теннис, волноваться, правильно ли он проводит время? Не должен ли он дать противнику выиграть и вообще хорошо ли играть в теннис, пока другие работают? Или можно не заморачиваться и просто играть?
Такова была схема споров, постоянно вспыхивавших между Гертрудой и Хьюго в их совместном путешествии. В Редкаре, до отъезда в Индию, их навестил преподаватель из Тринити-колледжа, который учил Хьюго в Оксфорде и пестовал в нем желание пойти по церковной линии. Такое желание стало совершенным сюрпризом для всех Беллов – они были, по выражению Гертруды, «счастливо нерелигиозными» – и заметным разочарованием для Флоренс, желавшей, чтобы Хьюго реализовал свой музыкальный талант как композитор или концертирующий пианист. Гертруда, владеющая техникой научного спора, обнаружила, что она и Хьюго с его религиозными убеждениями стоят на разных полюсах. Приехавшего гостя, преподобного Майкла Ферза, впоследствии епископа Претории и Сент-Олбенса, Гертруда повела на прогулку в сад после обеда и вдруг огорошила вопросом: «Я полагаю, вы не одобряете план Хьюго поехать со мной вокруг света?» Удивленный Ферз спросил: «Почему я не должен его одобрить?» – «Да потому что обратно он, скорее всего, вернется не христианином». – «Почему так?» – «Да потому, – ответила Гертруда с обычной для нее нахальной прямотой, – что у меня мозги лучше. Год в моем обществе сильно пошатнет его веру».
Ферз, засмеявшись, ответил, что не был бы так уверен на ее месте.
Это был вызов, против которого она не могла устоять. Хьюго писал родителям:
«Гертруда – чудесный товарищ для путешествия, потому что, помимо факта, что она… очень интересуется вопросами Востока, еще она твердо придерживается (что весьма интересно мне) атеистических и материалистических взглядов, что должно, как говорит Майкл Ферз, достать меня и вывести из себя. Иногда она излагает их агрессивно: я думаю, что эта агрессия с ее стороны должна быть встречена агрессией с моей, после чего мы будем ругаться и ссориться!»
Дебаты были вначале шутливые: Гертруда рассказала историю о бывшем епископе Лондона докторе Темпле. Однажды он взял кеб в Фулхем и дал чаевые, которые не устроили кучера. Тот сказал: «Будь на вашем месте святой Павел, он дал бы мне шиллинг и шесть пенсов». – «Будь на моем месте святой Павел, – ответил епископ с большим достоинством, – он бы ехал от Ламбета [10] , а оттуда до Фулхема всего за шиллинг».
Они с Хьюго разговаривали об утилитаризме. Гертруда утверждала, что стремление к личному счастью – наиболее убедительный мотив действий человека – всегда должно ограничиваться тем, чтобы не испортить счастья другим. Людям приходится включать мозги. Сочинять стихи – лучшее времяпрепровождение, чем играть в крокет, потому что это более вероятно будет использовано обществом. Хьюго заявил, что любое действие либо нравственно, либо безнравственно, и человек должен стремиться идти по нравственному пути. Гертруда возразила, что когда она поднимается на гору, то делает это лишь для собственного удовольствия, никому не причиняя вреда, – это не морально и не аморально. Дебаты стали жарче, когда она заявила, что Христос в одном ранге с Мухаммедом и Буддой. Великие люди все трое, но не более чем люди. Хьюго начал раздражаться, Гертруда заговорила резче и более провокационно. Когда же она заявила, что если бы бедняки прониклись идеей равенства всех людей, то больше не было бы слуг, Хьюго ушел прочь, и некоторое время они старались друг другу не попадаться.
10
Резиденция архиепископа Кентерберийского, главы англиканской церкви.
Гертруда любила осматривать достопримечательности. Ни один храм, музей или развалины в пределах досягаемости не были ею пропущены. При этом она не прекращала чтения и работы над языками. Денисон Росс очень удивился, получив от нее отправленную во время путешествия в Рангун телеграмму с просьбой: «Пожалуйста, пришлите мне первое полустишие стиха, который заканчивается словами “a khayru jalisin fi zaman kitabue”». При всех телеграфных искажениях он все же смог ответить: «A’azz makanin fiddunya zahru sabihin», и она закончила стих:
The finest place in the world is the back of a swift horse,And the best of good companions is a book [11] .Свое глобальное путешествие Гертруда и Хьюго закончили в Соединенных Штатах и Канаде, где Гертруда пару дней до приезда в Чикаго провела, лазая по Скалистым горам. «Мы шли по серпантину, выводящему на перевал. Не могу сказать, чтобы это было приятно, – писала она родителям. – Помню только ветер и как мы лезли вверх, и у меня чуть не сорвало шляпу».
11
Когда в 1904 году умер ее дед Лотиан, Гертруде исполнилось тридцать шесть. Хью унаследовал титул баронета, и семья перебралась из Ред-Барнс в Раунтон-Грейндж, поднявшись по социальной лестнице. Солидный загородный дом с массивными дымовыми трубами, центр имения в три тысячи акров, был построен архитектором Филиппом Уэббом в семьдесят шестом году как образчик стиля «Искусства и ремесла». Медового цвета дом с красной крышей волнистой черепицы – характерная для Беллов черта – стоял среди старых деревьев, которые Лотиан не разрешал срубать. Вряд ли среди жителей двух деревень, расположенных на этих акрах, нашелся бы человек, не работавший в Раунтоне. Работники жили на небольшом расстоянии от дома в деревне, тоже построенной Уэббом. У Флоренс работали несколько дочерей рабочих с заводов Кларенса, она обучала их работе горничных и прачек и следила, чтобы «дом отдыха», построенный для того, чтобы их семьи могли отдохнуть в выходные в селе, никогда не пустовал.
В постройке этого дома, самого большого на тот момент проекта Уэбба, использовались элементы постсредневековых украшений и готические мотивы. Из холла с огромным камином спиралью уходила вверх широкая лестница, сводчатая галерея шла вдоль всей стены дома с одной стороны. Гостиная, с камином стиля Адама и двумя большими роялями, была укрыта таким большим ковром, что для ежегодного выбивания его выносили восемь человек. По всей комнате стояли столы и стулья, готовые принять самую большую из домашних вечеринок. В столовой, богато украшенной Уильямом Моррисом, висел фриз, иллюстрирующий «Роман о розе» Чосера, вышитый за несколько лет леди Белл и ее дочерьми, сестрами Хью, по проекту Морриса и Берн-Джонса.
Имелось помещение для дворецкого, домоправительницы и шеф-повара плюс двухэтажная прачечная и холл для слуг. Каждые четверть часа на конюшне звонили «Раунтоновские часы». Вскоре Хью пришлось пристроить «автомобильный дом» для шоферов и семейного парка машин.
Рождественский список 1907 года, написанный рукой Флоренс, указывает двадцать человек домашней прислуги и подарки для них: платки, броши, пояса, кардиганы и шляпные булавки для женщин; булавки для галстуков, носовые платки и ножи для мужчин. Для родственников – кошельки и книжки, боа, несессеры, «Энциклопедия Ларусса», перчатки и наборы инструментов, лошадки-качалки и погремушки для детей. В том же году отмечены подарки для четырех постоянных слуг в Лондоне. В 1900 году, после смерти леди Оллифф, в чьем доме всегда предпочитали останавливаться родные при наездах в столицу, Флоренс получила в наследство дом 95 по Слоун-стрит и переделала его изнутри сверху донизу, даже перестелила полы. Гертруда, у которой были там свои комнаты, писала Чиролу на Рождество: «Дом 95 растет невероятно быстро. Когда вернетесь, увидите, что мы сделали самый красивый дом во всем Лондоне!» Через месяц она была рада сообщить, что на ее подругу Флору Расселл дом произвел «огромное впечатление».
Гертруде было тридцать шесть, когда семья переехала в дом деда. Нельзя сказать, чтобы она жила как старая дева, но Раунтон расширил ее мир в двух важных смыслах. Будучи вместе с Флоренс хозяйкой дома, она могла теперь приглашать в гости больше людей, а периоды времени, проведенные в Англии, стали разнообразиться вечеринками с друзьями и родными. Этот поток светской жизни начался в 1906 году блестящим новогодним балом для всех друзей и знакомых.
Гертруда сразу же взяла на себя заботу об обширном саде со стрижеными газонами, рощей с нарциссами, розарием и двумя озерами – одно таких размеров, что можно на лодках кататься. Ей доставляло огромное удовольствие разбивать новые участки под определенные растения, работать с Тэвишем – шотландским садовником – и дюжиной его помощников, и довольно скоро она превратила Раунтон в один из образцовых садов Англии.