Королева пустыни
Шрифт:
Гертруда излучала энергию, говорила во весь голос, много смеялась. Она была в своей стихии. Через шесть бурных лет Даути-Уайли вспоминает эту встречу: «ГБ вошла в коконе собственной энергии, открытости, обаяния». Будучи к тому времени достаточно известной англичанкой, она сразу оказалась в центре внимания. Всем было любопытно познакомиться с этой путешественницей и лингвисткой, чья последняя книга «Пустыня и плодородная земля» стала предметом широких дискуссий. Блестящая собеседница и умелая рассказчица, Гертруда в этот день была душой компании, забавляя всех присутствующих описаниями хаотической манеры Рамсея путешествовать. Он мог стать прототипом рассеянного профессора, теряющего по дороге багаж и одежду и постоянно забывающего рисунки и оттиски где-нибудь под камнем. Гертруда взяла себе за обычай обходить раскопы каждый раз, когда они уходили, собирая бумаги и заметки, которые он разбросал, а миссис Рамсей тем временем бегала за ним, держа его панаму и чашки с чаем. Однажды профессор обратился
«Уайли оба очень милы», – писала Гертруда Флоренс, добавляя, что именно со спокойным Диком она «долго говорила» о предметах и людях. Он был покорен Ближним Востоком и питал привязанность и уважение к туркам: в прошлом году он возил жену в Багдад, Константинополь и древний город Вавилон. Они с Гертрудой вышли из-за стола, чтобы обсудить суфийского философа и теолога Джелал-ад-Дина Руми, к чьей могиле в Конье до сих пор каждый год приходят десятки тысяч его последователей. Мистик Руми посвятил себя сочинению стихов и ритуалам вертящихся дервишей. Даути-Уайли был глубоко потрясен миром ислама, и на него произвело большое впечатление, как много стихов знает Гертруда наизусть. Когда-то она впервые с Генри Кадоганом прочитала строки Руми о его тоске по духовному дому:
Вы слышите свирели скорбный звук?Она, как мы, страдает от разлук.О чем грустит, о чем поет она?«Я со стволом своим разлучена».Гертруда несколько раз встречалась в Конье с Диком и Джудит, и они ей помогали во многих мелочах. Но при первых встречах этим и ограничилось. Экспедицию пришлось резко свернуть из-за тревожного состояния слуги Гертруды Фаттуха. В предыдущей экспедиции с Гертрудой он вбежал вслед за ней в разрушенное здание и ушиб голову о низкую притолоку. Сейчас он свалился, и стало понятно, что у него мучительные головные боли с того самого случая. Гертруда, ничего не делающая наполовину, телеграфировала британскому послу в Константинополе и великому визирю Ферид-паше, объяснив, что Фаттуху нужно особое внимание. Она собралась, чтобы тут же везти его в больницу, попрощалась с семьей Уайли, пригласив их в Раунтон, и уехала. Но Фаттух оказался в больнице и пошел на поправку лишь после того, как она покаталась по Босфору на посольской яхте и увиделась с великим визирем: «Он действительно великий человек и… более того, отнесся ко мне лучше, чем можно передать словами».
Домой Гертруда вернулась в августе 1907 года и встретилась со своей французской горничной Мари Делэр, которая приехала в Лондон помочь купить ей новый осенний гардероб. Вскоре она возвратилась в Раунтон и засела в своем кабинете с профессором Рамсеем – он с женой прибыл, чтобы работать вместе с Гертрудой над «Тысячью и одной церковью».
Поскольку у нее было много знакомых среди сильных мира сего и к тому же ее хороший друг Чирол регулярно писал в «Таймс», Гертруда держала альбом вырезок. Вскоре в него попало описание последнего героического предприятия Даути-Уайли. Возбужденные националистическим восстанием младотурок, толпы фанатиков в Конье и ее окрестностях начали истреблять армян, усеивая трупами шоссейные и железные дороги. Натянув свой прежний мундир, Даути-Уайли сколотил отряд турецких солдат и провел их через Мерсин и Адану, усмиряя кровожадные толпы. Раненный пулей, он снова вышел в патруль с перевязанной правой рукой. Говорят, что его инициатива спасла сотни, если не тысячи жизней, и его сделали кавалером ордена Святого Михаила и Святого Георгия. Что самое необычное, турецкие власти также наградили его за доблесть редким орденом Меджидие. Письмо Гертруды с поздравлением было одним из многих, полученных им со всего света, но, видимо, он на него тепло ответил, поскольку через год они уже переписывались регулярно, и Гертруда иногда посылала письма им обоим, иногда ему одному. Похоже, что Даути-Уайли навещали Беллов в Раунтоне в 1908 году: «Он очень мил», – отмечает Гертруда почти застенчиво. Учитывая ее обычно экспансивный стиль самовыражения, эти три слова замечательны своей краткостью, словно она подавляет все, что еще могла бы о нем сказать, как и свои чувства, с ним связанные.
Их письма теплеют, путешествуя между Месопотамией, где Гертруда совершает одно из своих самых важных исследовательских путешествий и археологических предприятий – зарисовку и обмер огромного разрушенного дворца Ухайдира, – и Аддис-Абебой, где теперь служит консулом Дик. А потом, весной 1912 года, он прибывает в Лондон без Джудит (навещавшей мать в Уэльсе), чтобы повидаться с главой благотворительной организации Красного Креста. Остановился он на своей старой холостяцкой квартире на Хаф-Мун-стрит, как делал всегда, когда жены с ним не было. Возможно, Гертруда и Дик встречались раз-другой в Лондоне за пять лет после первого знакомства, поскольку она в тот же миг решила, что тоже должна быть в Лондоне. Ее зовут прочесть лекцию, сказала она Флоренс, и вообще самое время повидать кузенов и закупить новых вещей на лето. Она поехала в город и пустилась в один из самых счастливых периодов своей жизни.
Широкий круг состоятельных друзей и жизнелюбивых кузенов Гертруды идеально подходил для того, чтобы принять в свою орбиту усталого солдата. Дик был серьезен по характеру и суров в манерах. Чувствовалось, что в его жизни не слишком много веселья. Через Гертруду он познакомился с такой живой и заразительно веселой группой, какую не знал раньше, – вероятно, более интеллектуальной и остроумной, более восприимчивой к музыке, книгам и живописи, чем его военные друзья в клубе. Они знали, что его брак не совсем гладкий, и после всего перенесенного Дик был вполне доволен открывшейся на время возможностью плыть по течению, удрать от старых друзей и коллег ради дней и вечеров совершенно непредсказуемого толка. В компании друзей и родственников они с Гертрудой ходили в театры, в мюзик-холл, в музеи и на выставки, слушали оркестры и концерты в парке и вели громогласные споры о литературе и искусстве. Дик посещал лекции, которые читала Гертруда, – а читала она стильно и уверенно, и юмор, не менее чем эрудиция, завоевывал ей аудиторию. На прогулке в парке или на пути в ресторан Вест-Энда либо на домашний прием Даути-Уайли возвышался над Гертрудой, они отставали от остальных, увлеченные разговором, и взрывы смеха иногда заставляли ее кузенов оборачиваться и гадать, что там такого смешного. После ужина они часто вдвоем отрывались от группы, проводя время за разговорами и смехом до позднего вечера, окутанные клубами дыма из длинного мундштука Гертруды. Видя Гертруду в жемчугах и бриллиантах, с искрящимися зелеными глазами, прекрасными заколотыми волосами, в одном из новых французских вечерних платьев, ее родственники, должно быть, поражались, как она умеет быть красивой. И как флиртует.
Это было уже для нее не забавой: возникали самые серьезные в ее жизни отношения. В Дике Даути-Уайли она видела сочетание качеств, против которых не могла устоять. Подобно своему аскетическому дяде Чарльзу М. Даути, с чьей «Аравийской пустыней» Гертруда не расставалась, подобно бедуинам, к которым она давно относилась с восхищением и любовью, Дик был одновременно и духовен, и решительно-тверд. Огонек, пульс сексуального влечения их друг к другу разгорался с каждой встречей. Связь их крепла – и Гертруда это чувствовала. У нее в этом году не было планов ехать за границу, и в январе 1913-го она написала Чиролу, что отклонила приглашение в научную экспедицию в горы Каракорум в Китае: «Чем ближе была эта перспектива, тем более невыносимой она становилась. Я не выдержу четырнадцать месяцев вдали от родины. Моя жизнь в Англии сейчас так восхитительна, что я не стану ее прерывать на столь долгий срок».
Гертруда так долго ждала этого счастья. И в этом ощущении взаимного влечения и общих интересов ей оказалось легко забыть про существование Джудит. В первых письмах о встрече с семьей Даути-Уайли в Конье она их описывала как «очаровательного молодого солдата» и его «очень приятную маленькую женушку». Любая женщина, прочитав данное описание консула и его жены, насторожилась бы от этого уменьшительного. В системе ценностей Гертруды эпитет «маленькая» по отношению к женщине употреблялся с течением времени все чаще и всегда в неодобрительном смысле. «Приятная маленькая женщина» было в ее устах одной из самых убийственных оценок. Эта фраза стала семейным шифром для обозначения маловажных и раздражающих особ – зачастую, к сожалению, связанных с тем или иным «полезным» человеком. В случае миссис Даути-Уайли, профессиональной медсестры, эта характеристика была очень далека от истины. Когда Дик в Конье занимался спасением двадцати двух тысяч беженцев, Джудит организовала три полевых госпиталя для больных и раненых. Однако ходили слухи, что брак у Даути-Уайли не особенно легкий. Джудит наверняка знала о его похождениях, но была не из тех жен, кто жалуется – как это вскоре и подтвердилось.
Счастье, испытываемое Гертрудой, не могло длиться вечно. Дата приезда Джудит в Лондон была известна, и в должное время она прибыла. Гертруда, подавленная, в смешанных чувствах, вернулась в Йоркшир. В это время она бросилась в садоводство и археологические занятия и на рубеже лета и осени тринадцатого года стала пропадать на охоте – делая все, что угодно, лишь бы как-то протянуть время до встречи с Диком. Кульминацией каждого дня – появление почты, где могло быть – и часто было – письмо от него.
Работая над статьей или рисуя церковь у себя в кабинете, Гертруда могла замечтаться, подперев рукой подбородок, затем резко встрепенуться. Приказав садовникам продолжать работу, она уходила в лес, оставив их без присмотра, не проверив, выкопали ли они до конца канаву, или не сказав, какие растения куда сажать.
Минуты радости и грусти сменяли друг друга беспорядочно. Они с Диком стали так нужны друг другу, что Гертруда часто задумывалась, может ли она улучшить ситуацию, и если да, то на каких условиях. Находящийся на отличном счету военный и администратор потеряет сразу жену, репутацию и карьеру. Ее неудовлетворенные стремления всегда будут приводить его опять на ту же развилку: Дик никогда не давал ей никаких обещаний. И это вызывало у нее в моменты размышления, все более частые и настойчивые, ощущения мучительного одиночества и подавленности. Она жила до и для следующей встречи.