Королева пустыни
Шрифт:
Глубоко впечатленная и надеющаяся, что французы не помешают Фейсалу стать королем Сирии, Гертруда попросила о беседе с ним. Пару часов они разговаривали, пока он позировал Огастесу Джону, снявшему в Париже студию, чтобы написать портреты наиболее интересных ему делегатов. Среди бумаг Гертруды есть запись без даты и названия двух ранних бесед с Фейсалом, одна из которых состоялась в Париже:
«В студии Джона я высказала ему свое мнение, что никакая сила на земле не заставит Францию отказаться от сирийского мандата. Он это мнение воспринял с удивлением и беспокойством. После этой беседы я пошла прямо на обед с мистером Бальфуром, а потом, когда другие гости ушли, передала наш разговор с Фейсалом и повторила свое убеждение относительно позиции Франции. Мистер Бальфур… меня заверил, чисто неофициально, что он со мной согласен. Тогда я попросила его избавить Фейсала от иллюзий… чтобы
Лорд Артур Джеймс Бальфур, блеклый министр иностранных дел у Ллойд-Джорджа, в ноябре 1917 года издал декларацию, в которой британское правительство одобряло «Учреждение в Палестине национального очага еврейского народа». Гертруда, думая о соглашении Сайкса – Пико и всех сложностях, которые оно вызвало, написала сэру Гилберту Клейтону, бывшему главе арабского бюро в Каире: «К сионистскому заявлению мистера Бальфура я отношусь с глубочайшим недоверием. Если они там дома не делали бы заявлений, насколько легче было бы работникам на местах!»
Какой бы остротой ни отличалась сама декларация, ее формулировка была несколько разбавлена по сравнению с исходным тезисом «Палестина должна быть перестроена в национальный очаг еврейского народа». Когда кабинету представили первый проект декларации, сэр Эдвин Монтегю, государственный секретарь по делам Индии – тот, кто отчитал Гертруду за изложение ему своей точки зрения через голову А. Т. Уилсона, – решительно ей воспротивился, несмотря на то что сам был евреем. Он сказал, что сионизм – «вредная политическая религия, совершенно непригодная для патриотически настроенного гражданина Соединенного Королевства». Должен ли он сам, спрашивал Монтегю, быть лоялен Палестине? И как это скажется на правах евреев, живущих в других странах? Многие еврейские лидеры на Западе считают, что предложить евреям Палестину – очень плохая услуга еврейству. Более того, евреи, уже живущие в Палестине, с ужасом предвидят беды, которые может причинить сионизм. В поддержку своей точки зрения Монтегю прочел кабинету хорошо обоснованное письмо от Гертруды, чьи убедительные слова привели к переформулировке документа. Ее злила манера сионистов и государственных деятелей на конференции говорить о Палестине так, будто бы там вообще нет людей, и она ясно видела, что арабы и евреи не могут мирно жить бок о бок. Еще в 1918 году она писала Клейтону:
«Палестина для евреев всегда казалась нам невозможным предложением. Я не верю, что это можно осуществить, и лично я не хочу, чтобы это осуществилось, как я говорю при каждом удобном случае… Чтобы удовлетворить чувства евреев, придется отбросить все разумные политические соображения, в том числе желание огромного большинства населения».
Это был не первый раз, когда мечта сионистов о родине исключала из рассмотрения вопрос о людях, которые там уже живут. Первый сионистский конгресс в 1897 году выработал план покупки Уганды в качестве новой родины для евреев. Через тридцать лет – как быть с правами уже существующей в Палестине общины? Там жило пятьсот тысяч арабов, четыре пятых населения. Как осуществить защиту, обещанную декларацией, если Палестина станет домом еврейского народа?
Половина всего еврейского народа жила в тот момент в так называемой черте оседлости – нынешняя Беларусь, Украина и восточная Польша. Эта земля задыхалась летом, мерзла зимой и была бедной круглый год. Русское правительство почти не защищало семь миллионов своих евреев, которые постоянно страдали от погромов и антиеврейских беспорядков. Некоторые из них уходили в революцию, как Троцкий, а сотни тысяч уезжали начинать новую жизнь в Америку и Западную Европу. К началу войны в Америке жили три миллиона евреев, а в Британии триста тысяч, многие из которых были беженцами.
Националистические идеи, набиравшие популярность во время войны, во Франции, Германии и Австрии привели к общим подозрениям в адрес меньшинств, особенно еврейских. В то же время усилилось желание евреев иметь свое государство. В Британии ведущим сионистом был Хаим Вейцман, лектор-биохимик Манчестерского университета и человек редкого личного обаяния. Для него Палестина, последнее еврейское царство, разрушенное римлянами, являлась единственным местом для страны евреев. Он хотел такой страны, где еврей сможет быть «стопроцентным», а не ассимилированным, обязанным объявлять себя принадлежащим к иной национальности. Подобных евреев он презирал – а среди них были такие выдающиеся личности, как лорд Ротшильд и Эдвин Монтегю. Перед войной Вейцман говорил примерно с двумя тысячами человек в попытке привлечь их на свою сторону. Среди обращенных им был лорд Роберт Сесил, который помог убедить Бальфура. Сионистская мечта задела в министре иностранных дел романтическую струну – он поверил, что должен быть национальный очаг «для самой одаренной расы, которую знало человечество после греков пятого века». Вейцман также обратил Марка Сайкса, Ллойд-Джорджа и Черчилля – симпатии Черчилля уже были завоеваны поддержкой, которую он получил на первых выборах от влиятельной еврейской общины Манчестера.
В начале войны, когда Бальфур был первым лордом Адмиралтейства, а Ллойд-Джордж – министром вооружений, возникла ситуация, когда они оказались у Вейцмана в почти неоплатном долгу. В момент, когда в Британии отчаянно не хватало взрывчатых веществ, Вейцман изобрел процесс изготовления ацетона, необходимого при их выработке. Он представил его правительству и за всю войну не взял за него ни единого пенни. Единственное, о чем он просил, – это британской поддержки для дела сионизма, а такие обещания не забываются.
Еврейский легион, добровольцы в полку королевских фузилеров, храбро воевал под началом Алленби в его наступлении на Дамаск. Когда он установил там свою администрацию, то стал публиковать свои заявления как на иврите, так и на арабском. Через несколько месяцев сионисты купили имение в Иерусалиме, и Вейцман заложил там первый камень еврейского университета. Прибыв на Парижскую мирную конференцию, он произносил страстные речи и поддерживал британские претензии на мандат на Палестину. Неудивительно, что когда его познакомили с Фейсалом, они нашли точку соприкосновения: ни один из них не хотел французского мандата. Фейсал, несколько презрительно относившийся к палестинцам, которых считал арабами не совсем первого сорта, и занятый собственными проблемами, неопределенно согласился с Вейцманом, что «земли столько, что хватит на всех». Фейсал посчитал партнерство с еврейскими иммигрантами, которые принесут на пустынную землю западное образование и западную энергичность, для палестинских арабов выгодным. 3 января 1919 года они подписали соглашение о поощрении иммиграции в обмен на поддержку сионистами независимого арабского государства.
После конференции Америка послала комиссию, выдающуюся по своей незначительности, исследовать будущее Палестины и выяснять общественное мнение в Сирии. Два эксперта, составлявшие эту комиссию, обнаружили, как им и говорила заранее Гертруда, что палестинские арабы горячо возражают против программы сионистов: они советовали вообще забыть понятие еврейского национального очага. Гертруда хорошо понимала, что в это время арабы Палестины не рассматривали себя как нацию. «В одном отношении у Палестины есть причина быть благодарной декларации Бальфура: страна нашла себя в противостоянии ей. Национальное самосознание выросло лавинообразно… Жадность к образованию, проявляющаяся всюду, была вызвана ревнивым желанием не отставать от евреев».
Однако на выводы членов комиссии никто не обратил внимания. Не прочитали также и их доклад, поскольку он не был опубликован.
Неудачно вышло, что, когда Вейцман действовал на конференции своим обаянием, палестинцы вообще не были там представлены. Вместо этого, и впервые, они устроили в Иерусалиме беспорядки, протестуя против предложения еврейских поселений в Палестине. Бальфура засыпали потоком писем и петиций, но все они уничтожались его личным секретарем, до него даже не доходя. По правде говоря, никто и не хотел размышлять над этой проблемой. Среди тех, кто хоть немного подумал о палестинском вопросе, бытовало мнение, что, говоря словами лорда Керзона, эта область «станет гниющей занозой в мясе того, кто получит на нее мандат». Данным человеком оказался верховный комиссар правительства его величества в Палестине сэр Герберт Сэмюэл. При его инаугурации Гертруда ровным почерком писала о трениях между евреями и арабами: о сионистской бестактности в свободном выражении своих надежд о будущем Палестины, об арабском резком неприятии экономических и финансовых сил, предоставленных новообразованному сионистскому комитету. Этот комитет под руководством Вейцмана был направлен в Иерусалим англичанами и должен был представлять местным британским чиновникам проблемы еврейской общины. «Рычание ответственных членов комитета, например, декларация, что Палестина должна быть еврейской, как Америка – американской, будет и дальше звучать эхом за голубиными нотами верховного комиссара, которые его эффективно заглушают», – прокомментировала Гертруда.