Королева пустыни
Шрифт:
В самый неподходящий момент она снова свалилась с бронхитом, из-за чего не приходила в офис почти неделю. Однако совсем исчезнуть ей не разрешили: в ее летнем доме в саду постоянно толпились посетители. Они приходили якобы справиться о ее здоровье, а на самом деле изливали свои страхи и надежды. Гертруда оставила все надежды спокойно поболеть. Она натянула вечернее платье и в этом неподходящем одеянии приняла делегацию достойнейших мусульман Багдада, в том числе мэра и сына престарелого накиба, одного из самых важных религиозных деятелей Ирака. И Кокс тоже не мог без нее обойтись. Он собрал специальное совещание – обсудить назначение арабских министров и британских советников. И назначил его в гостиной у Гертруды.
После возвращения в офис ее посетил старый друг Фахад-Бег, которому было уже почти восемьдесят. Он ей сообщил,
Тем временем Кокс составил список надежных и представительных арабских кандидатов. Первым кандидатом кабинета стал, без сомнения, накиб Багдада, его преподобие Саид Абдул Рахман Эфенди. Пожилой и почтенный, он был также главой общины суннитов. Он, как и Фейсал, вел свою родословную от Пророка и являлся хранителем священной гробницы Абдула Кадира Гилани. Они с Гертрудой были добрыми друзьями: он любил с ней разговаривать, а она часто навещала его жену и сестер. «Дружба Абдул-Рахмана-Эфенди имеет ощутимое приятное выражение! – писала она. – Он еженедельно посылает большую корзину фруктов из своего сада – и в этом сезоне он полон белого винограда». Однако накиб жил в достойном религиозном уединении, и Гертруда считала маловероятным, что он примет предложение. Кокс навестил его, и после некоторого размышления предложение, ко всеобщему удовольствию, было принято. Накиб взялся за формирование временного правительства.
Практически без промедления он пригласил восемнадцать человек для образования Государственного совета и устроил его в Сераи – старых турецких официальных зданиях. Одной из наиболее заметных фигур был командир в армии Фейсала времен восстания и его сторонник в Сирии Джафар-паша эль-Аскери. Вскоре после него прибыл его зять, Нури-паша Саид, несколько более внушительный индивид, вызвавший у Гертруды восхищение. Это были первые из борцов за независимость, репатриированных в Багдад за казенный счет после падения арабского режима в Дамаске.
Джафар-паша, багдадский араб, знающий восемь языков, был приглашен накибом на пост министра обороны; главной его задачей стало формирование местной армии для разгружения британцев. Связать свою судьбу с арабскими силами он решил тогда, когда узнал, что Джемаль-паша в Дамаске повесил его друзей, сирийских националистов. Гертруда замечает: «Хотелось бы иметь побольше людей с его прямотой и его умеренностью». Он признался, что после пережитого с Фейсалом в Сирии у него плохие предчувствия по поводу его участия в кабинете. Гертруда ему пообещала, что в конечном счете британское правительство хочет дать Ираку именно полную независимость. «“Благородная дама, – ответил он (мы говорили по-арабски), – полную независимость никто никогда не дает, ее всегда берут”». Глубокое замечание».
Случались, конечно же, и неизбежные трения с шиитами – не только потому, что они считали кабинет британским порождением, но и потому, что в нем шиитов было меньше, чем суннитов. Всем протестующим Гертруда указывала, что почти все шииты – подданные Персии и потому постов в правительстве Месопотамии занимать не могут. Вскоре один шиит из Кербелы принял пост министра образования, который накибу посоветовали ему предложить.
Временный кабинет должен был править страной до тех пор, пока не подготовят первые всеобщие выборы. Одной из задач Гертруды было предложить вид системы голосования, чтобы представить его Комитету о выборах. Системе следовало быть в разумной степени справедливой и репрезентативной. Гертруда замечает: «Кокс послал совету восхитительное письмо, где говорилось, что в избранном собрании, которому предстоит решить будущую судьбу Ирака, должны быть представлены все секторы общества, а он, Кокс, должен иметь возможность заверить свое правительство, что так оно и есть».
Гертруде требовалось решить проблему, состоящую в том, что крупные землевладельцы в совете сделают все, дабы исключить племена из процесса голосования. Поговорить на эту тему к ней пришли Сассун-эфенди, глава еврейской общины, и Дауд Юсафани из Мосула. «Мы все согласились в том, – пишет она, – что катастрофой было бы, если бы люди из племен численностью подавили горожан, но я настойчиво напоминала, что… никакое арабское национальное правительство не может надеяться на успех, если не добьется в конечном счете участия племен в своих начинаниях». Сначала она хотела включить в избирательную ассамблею тридцать членов племен: одного от каждого из двадцати крупнейших племен и десять представителей от всех остальных. Джафар-паша и Сассун-эфенди явились с другим вариантом: они предлагали по два представителя племен от каждого района Ирака, но любой член племени, желающий зарегистрироваться, может голосовать обычным образом. Гертруда пришла в восторг: не только потому, что кабинет создал лучший план, чем она, но и потому, что таким образом гарантировалось наличие в ассамблее не менее десяти членов племен. Первое заседание Государственного совета первого со времен Аббасидов арабского правительства Месопотамии сильно ее взволновало.
Главной задачей совета было умиротворить страну. Насилие продолжалось вдоль Евфрата и на севере, где самолеты королевских ВВС бомбили племена, нападающие на отдаленные британские гарнизоны. Кокс решительно намеревался добиться мира перед тем, как сделать следующий шаг, и для этой цели подавить беспорядки всей силой, которую мог собрать, – данную задачу облегчали находящиеся сейчас в его распоряжении дополнительные войска из Индии. Предводителям этого последнего бунта была обещана всеобщая амнистия, но Кокс не хотел ее осуществлять до тех пор, пока племена не покорятся. Гертруда уговаривала его объявить немедленно: она хотела, чтобы британцам досталось уважение как сделавшим это по собственной воле, а не под давлением арабов. Чиролу она писала: «Мнение суннитов [в Ираке] склоняется… в пользу турецкого принца. Мне это не нравится, но я готова с этим мириться. Я готова мириться с чем угодно, что обещает немедленную стабильность…»
Мир и стабильность для Ирака – такова была ее последовательная цель, чтобы жизнь обычных людей наладилось. Войны племен с британцами оказались горькой пилюлей, которую пришлось проглотить. Вина в этом лежала как на дискредитированной администрации А. Т., так и на западных державах и их непрерывных проволочках в предоставлении обещанного самоопределения. Гертруду злило и то, и это, и вот теперь ей приходилось страдать от последствий. Бомбежки и пожары были ей ненавистны. В то же время она была согласна с Коксом, что новое арабское правительство не может справиться с бушующим восстанием, и неохотно поддерживала его в принятии крутых мер, чтобы добиться мира. Ее очевидную готовность принять турецкого принца, если этого пожелает будущий демократический Ирак, легче понять в свете юмористического замечания, сделанного ею однажды в письме к Хардингу в момент раздражения: «Иногда я думаю, не лучше ли нам было бы оставить арабские провинции под номинальным суверенитетом Турции. Рождение новых государств – это столько родовых мук!»
Как бы там ни было, но демократия означает в том числе и готовность принять к исполнению выраженную волю народа. В письме к Хью от 18 декабря 1920 года Гертруда сообщала: «Я сказала, что это дело полностью в их руках. Нам безразлично, кого они поставят эмиром или какой способ правления себе выберут, если мы будем уверены, что выбор был сделан свободно и честно без давления и запугивания».
В этом она была не совсем честна. Гертруда совершенно точно знала, какого короля хочет для Месопотамии. И только через неделю она написала отцу: «Я совершенно определенно и ясно чувствую, что есть лишь одно возможное решение – сын шерифа, а из них – Фейсал: очень, очень определенный первый выбор».
Глава 15
Коронация
В этом предпочтении у нее были важные союзники. Черчилль, новый государственный секретарь по делам колоний, выбрал Лоуренса своим советником по арабским делам. Лоуренс, как и Гертруда, был потрясен предательством французов по отношению к Фейсалу и хотел уменьшить собственное чувство вины и ответственности за то, что случилось в Сирии. Как и Гертруда, он считал, что Фейсал – лучший кандидат на корону Ирака. Но прежде должны были высказаться французы. В результате, как вскоре информировал Лоуренс Черчилля, занимавшегося в отпуске живописью на юге Франции, они выдвинули условие: Фейсал должен отказаться от всех претензий на Сирию и прекратить всякую поддержку сирийских националистов. Фейсал согласился на это и был готов отказаться и от претензий своего отца на Палестину взамен иракского престола для себя, а престола созданной недавно Трансиордании – для своего брата Абдуллы.