Королева сыска
Шрифт:
Виктор шумно выдохнул воздух из легких и стиснул пальцами «баранку»., - Значит, его все-таки завалили из-за политики? Из-за того, что полез в дела, в которые порядочному вору соваться впадлу?
— Какая, к черту, политика… — поморщилась Гюрза. — У тебя, Витя, представления о воровском мире, как у десятиклассника, начитавшегося дешевых детективов. Времена нынче другие, Витя.
Он, как говорится, слишком много знал. Просто тесно стало милейшему Сергею свет Геннадьевичу, свою поляну всю обработал, денег навалом, а силенки еще остались. Вот и подался он во власть, Думаешь, он один такой? Это ж прописная истина: коли деньги есть, то можно
А под ельники его только рады были — свой человек в мэрии еще никому не мешал. Но потом те же подельники решили, что будет лучше, если ни я, ни какой другой настырный опер до него не доберется. Вот и весь расклад. Ясно?
— Я-асно… — задумчиво протянул Беляков.
И помотал головой:
— Нет, ни фига не понятно.
Так почему его мочканули-то? Раз он им нужен был в мэрии? Я понимаю, если он в общак залез или там стал на нас работать. Или решил соскочить с бизнеса, кинув своих же. Или просто не поделил что с корешами… А так — он что, вдруг прозрел и решил к нам с повинной идти?
— Вот еще! — фыркнула Юмашева. — Он даже ни разу ко мне как свидетель не явился.
— Ну, тогда действительно дурацкий детектив получается. Какие-то задрипанные «угонялы» грохают своего же пахана потому, что он, видите ли, слишком много знал!.. Или вы что-то недоговариваете?
— Или ты недопонимаешь. «Задрипанные»…
Знаешь, на каком месте по прибыли торговля крадеными автомобилями стоит? На третьем. Сразу после наркоты и оружия. В Питере до пятидесяти тачек в день угоняют, и штук тридцать из них — под конкретный заказ. И знаешь, почему так? Потому что в нашей стране нет закона против «угонял». «Угонялу» можно взять за жабры только в момент продажи краденой машины. А каждая попытка угона, при должном подходе адвоката, будет квалифицирована всего лишь как не правомерное завладение автомобилем без цели хищения, статья сто шестьдесят шестая, если не ошибаюсь. Спросишь — почему так? Отвечу: не знаю. Но так всегда было. Что в советские времена, что сейчас.
— Ну, сейчас-то столько западных прибамбасов противоугонных развелось, — попытался снисходительно возразить Беляков и непроизвольно покосился на приметную наклейку в левом нижнем углу лобового стекла, предупреждающую о том, что его верный «жигуленок» оборудован сигнализацией «Silicon». Подумав при этом: «А чего она так разговорилась?»
— Ай, ерунда, — отмахнулась Юмашева. — Что один человек построил, другой завсегда разломать сможет. И секретки хитрые, и сигнализации чуть ли не на каждом велосипеде — а все равно вскрывают, только так… Во-во, перехватила она взгляд, брошенный Виктором украдкой на наклейку, — Твою машину с этой примочкой спецы за несколько секунд вскроют, она даже не пикнет… Я сама видела, как один сопляк ногтем — ногтем! — замок в дверце «семерки» открыл. Даже без всяких примитивных линеек в щель между стеклом и дверцей. А уж настоящие профессионалы с соответствующей техникой и президентский «Линкольн» уведут, если захотят. Если, конечно, взвод автоматчиков не будет его охранять. А ты — «задрипанные». Ты, к слову говоря, снял бы эту бумажку со стекла. От греха подальше. Вряд ли на твой «мерседес» позарятся, но зачем сообщать всем и каждому, какой именно системой он оборудован?
Открыв рот, чтобы вступиться за родной «Silicon», который, тьфу-тьфу, его пока не подводил, Виктор вдруг понял, что этой просветительской лекцией об угонщиках Гюрза просто-напросто, хотя, отдадим ей должное, и очень ловко, увела разговор в сторону от марьевской темы. И попытался вернуть беседу в интересующее его русло:
— А господин депутат, стало быть, заправлял всей кухней?
— Стало быть, — сказала Юмашева, глядя прямо перед собой на мокрый асфальт дорожного покрытия. — Не один, конечно. Там главным образом кавказцы верховодят, грузины на ключевых постах, так сказать, в этой группировке. А всего в ней несколько десятков человек. Те, кто помельче, машины пасут, распорядок дня «клиента» составляют, выясняют, какие «сюрпризы» в ней установлены.
Гюрза на наводящий вопрос не поддалась и продолжала гнуть свою линию ликбеза. Не менее интересную, признаться, однако Виктор теперь твердо уверился, что о Марьеве его напарница беседовать почему-то не желает. Да что они тут, в «„да“ и „нет“ не говорите» играют, что ли? Он уже собрался возмутиться и вновь вернуться к делу Марьева, но…
Но в этот момент что-то произошло. Сыграла ли тут свою роль пресловутая интуиция, о которой недавно рассуждала Гюрза, или что другое подтолкнуло его мысли в нужном направлении — только в мозгу Виктора Белякова вдруг будто включилась лампочка и высветила всю картину в целом.
Высветила нечетко, но главное Виктор разглядеть сумел. Почему Юмашева отказывалась помогать ему в марьевском деле. Почему согласилась. Откуда столько знает об угонщиках, хотя сама не из «угонного» отдела. Что означают эти недомолвки и недобрые искорки в ее глазах, если речь заходит о застреленном депутате…
Виктор включил правый поворотник и прижался к бордюру. Под знаком «стоянка запрещена».
— Гюзель Аркадьевна, — повернулся он к спутнице, — вас выперли с Литейного из-за него? Из-за Марьева?
Напрямую спросил. В лоб.
— Да, — вроде бы равнодушно ответила Гюрза, по-прежнему глядя в лобовое стекло, на котором оседали редкие снежинки. Только скулы ее немного побелели, будто от холода. — Я за год работы составила всю схему, по которой они перегоняли машины в Прибалтику и на Кавказ. А кое-кому это очень не понравилось. Ну и хватит об этом.
Чего встал, поехали. Мне еще на службу надо.
У Виктора на мгновение мелькнула шальная мысль: Гюзель сама наняла киллера, чтобы отомстить мафиозному депутату.
— Э… Извините, Гюзель Аркадьевна, можно последний вопрос? — тихо спросил Виктор, вновь выруливая на Московский и вливаясь в поток машин. — А сейчас-то зачем вам снова?..
— Ты ищешь киллера? — достаточно бесцеремонно перебила Юмашева. — Ну и будет тебе киллер. А мне нужна просто справедливость… Чтобы убийца получил по заслугам. Вор должен сидеть в тюрьме, как говорил один капитан уголовного розыска.
Виктор промолчал. Хотя, как ему показалось, под справедливостью в данном случае Гюрза понимает вовсе не наказание наемного убийцы депутата Марьева.
— Ну ладно, вот что тебе сделать надобно за завтра… — подумав, сказала Гюрза.
Ретроспектива 2
Двадцать разгневанных мужчин
…Мы идем по стылым улицам. Молча. Я — опустив глаза, чтобы Валя Бражников не видел моих слез. Медленно идем, еле тащимся. Холода я не чувствую. Я вообще ничего не чувствую, потому что моя жизнь закончилась. В ушах все еще звенит размеренный, спокойный, неумолимый — словно гвозди в стену заколачивают — голос председателя аттестационной комиссии, выносящей мне приговор: