Королева туфель
Шрифт:
— Там кто-то есть, — заметила Женевьева. — Как ты думаешь, что им надо?
— Не обращай внимания. Должно быть, ошиблись комнатой.
— Ты сделаешь это для меня, Паоло? Ты оставишь других женщин?
— Хватит разговоров. Оставим их на потом. — Взяв ее за плечи, он прижал ее к подушкам.
— И зачем вы это делаете? — Фелперстоун был просто вне себя от злости. — Вы предупредили их. Теперь они торопятся одеться.
Роберт все еще сжимал кулаки.
— Я хочу, чтобы они оделись. — Он снова постучал.
— Они все не уходят, — заметила Женевьева, когда послышался второй
Дверная ручка задергалась.
— Дверь заперта? — прошептала она.
— Не помню. Мне все равно.
— Заперто. — Роберт не мог скрыть облегчения. Возможно, это всего лишь огромная ошибка, и в комнате вообще никого нет.
— Отойдите в сторону, сэр. — Фелперстоун отодвинул его от двери.
— Что вы собираетесь делать?
— Надо ударить посильнее чуть-чуть ниже дверной ручки. — Фелперстоун сделал два шага назад, делая разминку. — Люди с разбегу выбивают дверь плечом, но часто дело заканчивается синяками, а дверь по-прежнему остается закрытой.
— Не делайте этого, — тихо произнес Роберт.
Но детектив врезался в дверь одним молниеносным и точным ударом.
Дверь распахнулась.
Они лежали рядом на постели, абсолютно одетые. У маленькой женщины в левом виске зияло пулевое отверстие. У мужчины была точно такая же рана, но с правой стороны. Бельгийский револьвер двадцать пятого калибра валялся на полу, куда его, должно быть, уронили. Мужчина и женщина держались за руки, их ноги были босыми. На предплечье мужчины была ясно видна татуировка в виде черепа. У женщины была точно такая же татуировка на левой ступне. Их туфли стояли около кровати.
Гарт Крэйн позже напишет элегию памяти Гая Монтерея под названием «Облачный обманщик». Это была его последняя опубликованная работа, потом он покончил жизнь самоубийством. Эдвард Эстлин Каммингс, американский поэт, написал эпитафию:
«Спите спокойно, бостонские куклы, которых нашли с дырками в головах».
— Слава богу. — Роберт не помнил себя от радости. Несмотря на кровавую бойню, которую они обнаружили, он почувствовал облегчение. Женевьевы здесь не оказалось. Он расстегнул воротничок.
Фелперстоун вернулся к разбитой двери и как следует вытер дверную ручку большим белым носовым платком, но затем, заметив, что Роберт вот-вот усядется на стул, кинулся вперед с криком: «Ничего здесь не трогайте!»
Роберт с трудом проглотил подкативший к горлу ком.
— Лучше я спущусь в холл и попрошу кого-нибудь вызвать полицию.
— Нет! — Детектив вытер пот со лба и запихнул платок обратно в карман.
— А что вы предлагаете?
— Мы как можно быстрее уйдем отсюда.
Роберт еще раз взглянул на тела. Странно, здесь совсем не было крови. Несмотря на насильственную смерть, эта пара казалась безмятежной. Более безмятежной или же, в конце концов, более настоящей, более живой, чем его отец в гробу, когда устроители похорон привели в порядок его лицо.
— Сэр. — Фелперстоун схватил его за руку. — Вам не следует
— Бедные люди, — произнес Роберт.
— Я убью этого чертова Канна, — прорычал Фелперстоун.
Тела Гая Мотерея и Элизабет Лейшестер (известной по имени Шепот) были официально обнаружены как раз перед полуднем четырнадцатилетней горничной, которая раньше никогда не видела мертвых. Ее пронзительный крик отразился от стеклянной крыши овального дворика и разнесся по рю де Бёю-Ат. Люди останавливались и пристально разглядывали изящный Серый фасад отеля «Эльзас», переводили взгляд на каменную голову овна над главным входом, а затем пожимали плечами и шли своей дорогой.
Этот крик был достаточно громким, чтобы долететь до отеля «Лютети», расположенного рядом на бульваре Распай, где Женевьева Шелби Кинг и Паоло Закари во второй раз за утро занимались любовью за запертой дверью.
Глава 7 КАБЛУЧОК
«Дорогой сэр,
Вы не находите, что с недавних пор Ваша жена слишком много времени проводит в магазине туфель?
Доброжелатель».
— Давай уедем из города на пару недель. — Роберт поставил поднос с завтраком на тумбочку рядом с кроватью Женевьевы и придвинул стул. — Мы могли бы прокатиться до Сен-Тропе.
— Это так необходимо? — Женевьева выставила напоказ свою ночную рубашку, изо всех сил стараясь казаться изнуренной.
— В городе слишком душно, дорогая. Это вредно для малыша. Кто бы мог подумать, что в этом сыром, сером городе может быть так чертовски жарко в августе?
— Мне становится плохо при одной мысли о поездке.
— Ну а как насчет Довиля? Ты ведь сможешь вытерпеть короткую поездку, правда? Я уверен, свежий морской воздух пойдет тебе на пользу. — Он взял газету и принялся шуршать страницами, просматривая ее.
— Если бы ты только знал, как плохо я себя чувствую. — Она откинулась на подушки и закрыла глаза. — Мне необходим домашний уют. Ты можешь это понять?
— Конечно, любовь моя.
— И унеси, пожалуйста, этот поднос. Меня тошнит от запаха бекона. — На самом деле блюдо пахло бесподобно. Она с превеликим удовольствием съела бы его в один момент, но это не соответствовало ее истории об утренних головокружениях и тошноте.
— Не съешь ли ты хоть немного? — Он неохотно встал и взял поднос. — Ты должна есть.
— Я съем что-нибудь чуть позже, когда мой желудок успокоится.
Он уже подошел к двери со своим подносом.
— Может быть, пригласить врача, чтобы он осмотрел тебя?
— Нет!
Это восклицание прозвучало как-то неестественно громко. Он в недоумении посмотрел на нее.
— В этом нет необходимости, спасибо, дорогой. Тошнота — обычное явление во время беременности.
Когда Роберт вернулся с чашкой кофе, Женевьева просматривала его газету.