Королева туфель
Шрифт:
Женевьева поджала губы.
— Сейчас же сделай мне омлет, кофе и апельсиновый сок.
Она направилась к телефону, чувствуя, как противно засосало под ложечкой.
«Вот тебе и наказание, — раздался знакомый голос в голове. — Роберт умер или лежит в больнице, и это полностью твоя вина».
Как только могла она позволить себе даже подумать о том, чтобы уйти от него? Она не сможет полноценно существовать без Роберта. Закари оказался прав — все ее мечты о будущем — всего лишь пустая фантазия испорченной девчонки. Роберт — ее реальность. Крепкий и надежный тыл. А Паоло
Ее рука дрожала, когда она, наконец, сняла трубку.
«Пусть с ним все будет в порядке, — твердила она про себя. — Пусть он окажется в офисе за своим столом и скажет, что горничная лишилась рассудка…»
Ее голос стал совсем тонким, когда она говорила с оператором. Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем ее соединили с офисом Роберта. Ожидая, когда на другом конце возьмут трубку, она чувствовала присутствие горничной, притаившейся за кухонной дверью, прислушивающейся и ожидающей вместе с ней.
Она закрыла глаза: «Если он там, то я навсегда расстанусь с Паоло».
— Доброе утро, миссис Шелби Кинг, — раздался голос секретарши.
— Будьте так добры, я хотела бы поговорить со своим мужем.
На другом конце линии повисла пауза, которая показалась ей несколько более долгой, чем обычно.
— Простите, но он сейчас не может подойти к телефону.
— Что вы имеете в виду? — Женевьева увидела свое отражение в зеркале холла. Ее лицо выглядело взволнованным. И еще виноватым, да, на ее лице отразилась вина.
Еще одна пауза.
— Его здесь нет.
— А где же он?
— Он на совещании. Когда вернется, я передам ему, чтобы он перезвонил вам.
От облегчения у нее закружилась голова. Отражение в зеркале в один момент переменилось, на ее лице не осталось и тени вины.
Сидя в столовой в ожидании завтрака, Женевьева пыталась привести в порядок свои мысли.
Она думала о том, что произошло с ней этим утром, как яростно налетели и схлынули ее чувства. Она оказалась подобна весам, которые качнулись сначала в одну, а затем в другую сторону и не желали приходить в равновесие. Она любила Паоло, но не могла положиться на него. Она могла рассчитывать на поддержку Роберта, но не любила его.
Как ей не хватало Лулу! Как ей необходимо было поговорить с подругой!
И в чем, на самом деле, был смысл ее спора с Лулу? Во всем и ни в чем. Сразу после ссоры ей казалось, что это важно. Но сейчас она склонялась к тому, что смысла не было. Всего лишь немного зависти с обеих сторон и слишком много алкоголя. Она как-то должна исправить ситуацию. Сегодня же.
— Вот. Ваш омлет. — Горничная с размаху поставила перед ней тарелку и вышла из комнаты.
Омлет оказался серым. Он лежал в лужице темного масла на голубой тарелке с отбитыми краями.
У Женевьевы снова засосало под ложечкой, она вдруг почувствовала странное волнение. Этот омлет совершенно точно нельзя было есть. Но все же она по-прежнему беспокоилась из-за того, что Селин не принесла ни ножа, ни вилки, ни салфетки.
— Селин?
Ни кофе, ни апельсинового сока. Женевьева не сводила глаз
— Селин?
Она услышала, как осторожно закрылась входная дверь. Эта чертова девчонка просто ушла!
Пару минут Женевьева сидела, барабаня по столу пальцами. Ей ужасно хотелось швырнуть омлет в стену, но теперь, когда горничная ушла, придется самой убирать… Она уже собиралась взять тарелку и отнести на кухню, когда в дверь позвонили. Без сомнения, это Селин, она спустилась вниз на лифте и успела успокоиться, поняла, что вела себя бессмысленно и глупо. Прекрасно. Женевьева готова была выслушать ее извинения.
Но за дверью стояла не горничная.
Ольга наклонилась, чтобы получше рассмотреть скульптуру венгерского скульптора Густава Миклоша, высеченную из горного хрусталя. В ней было что-то фаллическое, но одновременно она напоминала небоскреб с заостренными углами.
— Замечательно, — воскликнула она.
— Благодарю вас. — Запах омлета продолжал навязчиво беспокоить Женевьеву. Отвратительный запах несвежих яиц. — Не хотите чаю?
Ольга бродила по гостиной. Ласкала рукой мягкую кожаную обивку одного из стульев «Бибендум», разглядывала стены, на которых ясно выступал серебряный геометрический узор на черном фоне. Вытащила пробку из хрустального графина от Лалик для шерри и взвесила ее на ладони.
— У вас чудесные вещи. — Она была словно пропитана серебром. Ее глаза и волосы несли в себе тот же оттенок, что и сияющие стены гостиной.
— Простите, я отлучусь на минуту. Прикажу подать чай. — Женевьева вышла в холл, чтобы позвать Селин, и только тут вспомнила, что та ушла. Черт побери эту девчонку! Чувствуя неловкость оттого, что оставила Ольгу одну, вернулась в гостиную. Женщина примостилась на кушетке в форме пироги.
— От них мало света. — Она указала на одну из ламп из лакированного дерева и расписного пергамента. — Для чего они?
Женевьева попыталась представить себе квартиру Ольги. Истории Паоло и что-то в поведении самой Ольги навевало мысли об убогой, тесной и мрачной квартирке, сыром белье, покрытых плесенью стенах и детях с голодными лицами.
Сегодня Ольга определенно чувствовала себя не очень хорошо. Она похудела по сравнению с тем днем, когда Женевьева в последний раз видела ее, а это случилось всего четыре дня назад, в магазине. Ее светлое платье без пояса еще больше подчеркивало бледность. Она часто кашляла в платок и, похоже, немного задыхалась.
— Паоло знает, что вы здесь? — Женевьева села на один из стульев «Бибендум». — Он послал вас ко мне с сообщением?
— Не будьте смешной.
— Тогда зачем вы пришли? Это определенно не визит вежливости.
— Где вы храните свою коллекцию туфель? — Она произнесла эти слова с притворной беспечностью.
— Зачем вам это?
— Просто интересно. Ведь туфли — это моя жизнь, вы же знаете.
— Правда? — Женевьева достала сигарету из шкатулки слоновой кости, лежащей перед ней, и протянула Ольге. Та взяла сигарету.