Королева Виктория. Женщина-эпоха
Шрифт:
Баронесса не была матерью Виктории, не она ее родила, но она ее воспитала и вот так просто отдать даже самому красивому, умному, чуткому мужчине не могла! Лецен столько лет довлела над мыслями Виктории вовсе не для того, чтобы теперь кто-то занял их. С лордом Мельбурном, тоже всецело владевшим мыслями Виктории, королева даже по-своему была в наставника влюблена, как влюбляются девочки в своих учителей, баронесса не соперничала, они мирно разделили сферы влияния на Викторию. Лорд наставлял ее в области дел и политики, а Лецен в остальной
Подумав об этом, Лецен даже фыркнула сама с собой: ведь и лорда тоже отправили в отставку, словно в падении кабинета тори был виноват принц Альберт. Если бы кто-то указал баронессе на это, она ответила бы, что в прошлый раз тоже было это самое падение правительства, но королева же спасла своего дорогого премьер-министра!
Получалось, что во всех неприятностях и в ее жизни, и в жизни всеми уважаемого лорда Мельбурна, и в жизни даже всего двора оказывался виноват кобургский выскочка, отхвативший такую красавицу и умницу и даже не осознающий этого!
Если бы у баронессы в ту минуту была возможность отправить ненавистного принца на эшафот или вообще на костер, она не промедлила!
С ней был согласен и лорд Мельбурн, который тоже неимоверно страдал от своей ненужности. Они обменивались жалобами на принца, и Мельбурн написал своей подруге по несчастью, что принц не имеет права вынуждать королеву приносить в жертву баронессу Лецен. А если принц потребует выбрать между ним и баронессой, то ему придется подумать о возможности жить без супруги!
Два старика, словно потеряв разум, готовы были принести в угоду своим обидам счастье Виктории. Даже герцогиня Кентская оказалась умней, она не противилась браку дочери, видя, что Виктория светится от счастья. Между герцогиней Кентской и принцем Альбертом установились вполне приятные отношения, не чувствуя противодействия, он даже стал постепенно внушать Виктории мысль о том, что к родителям нужно относиться более уважительно и негоже держать мать на расстоянии, как бы она ни была виновата перед тобой. Многие обратили внимание, что королева, хоть и не помирилась с герцогиней, но стала куда чаще разговаривать с ней.
Вести себя также с пониманием у баронессы и лорда Мельбурна не получалось. Но если Мельбурн был далеко в своем имении и его постепенно просто вынудили прекратить писать королеве письма с критикой действующего правительства. То Лецен была рядом. За стенкой, все видела и все слышала и ежедневно вносила свою толику в семейные ссоры.
После того как принц начал наводить порядок в самом Букингемском дворце, чем вызвал неимоверный переполох среди пригревшихся на доходных и бездельных местах придворных, у Лецен оставалась одна область, куда пока не совал нос принц – воспитание детей.
Но в тот день сунул и туда.
Дело в том, что родившаяся вполне здоровой и крепкой Вики, или как ее звали родные, Пусси вдруг стала чахнуть. Болезненная
За нянь, как и за все хозяйство непосредственно вокруг королевы отвечала баронесса Лецен. Вдова адмирала Саути, занимавшаяся воспитанием маленькой принцессы, была дамой весьма почтенной, но старомодной и не слишком восторгалась своим положением. Ей куда больше нравилось просто болтать с приятельницей – баронессой Лецен, чем присматривать за няньками девочки. Она не слишком жаловала неудобный дворец и старалась при любой возможности оттуда улизнуть, оставляя ребенка на прислугу и нянек.
Виктория очень боялась совсем маленьких детей, была в ужасе от истощения дочери, но вместо того, чтобы задуматься, отчего оно происходит, слепо выполняла все предписания врача. Сколько бы это продолжалось и чем закончилось, неизвестно, но однажды в детской оказался доктор Штокмар.
Барон не был специалистом по детским болезням и никогда ничего не советовал королеве по поводу ее ребенка, но только взглянув на бутылочку с лекарством, стоящую подле детской колыбели, пришел в неописуемый ужас. Однако Штокмар понимал, что сказать матери о его опасениях, значит вызвать взрыв эмоций и поплатиться возможностью вообще бывать рядом с ней и принцессой.
Но и промолчать барон тоже не мог, он осторожно указал на лекарство Альберту:
– Это хлористая ртуть. Вот причина истощения девочки.
Принц долго ждать не стал, ему к скандалам не привыкать и его удалить от двора и своей дочери не могли. Альберт высказал свое мнение о нянечках и доктору Виктории. Как и ожидалось, поднялся крик. Королева истерически кричала, что он пытается устранить всех, и мать тоже от воспитания дочери, что может вообще забрать ребенка себе и попросту убить ее!
Принц бросился вон, чтобы не накричать в ответ гадостей. Потом он написал Виктории письмо с резкими, но справедливыми обвинениями, объясняя про хлористую ртуть и то, что это гибельно даже для взрослых, и вовсе смертельно для маленького ребенка. Все доктора уже прекратили прописывать такие средства даже в сложных случаях крепким взрослым людям, а поить настоящей отравой ребенка и ждать, когда у нее улучшится состояние…
Виктория снова рыдала, просила барона Штокмара успокоить Альберта, объясняла свои истерики и взрывы бешенства сильной усталостью…
Маленькую принцессу спасло, пожалуй, рождение брата, иначе ее погубили бы какой-нибудь другой гадостью. Когда в семье появился второй ребенок, баронесса Саути ретировалась добровольно, увольнять ее не пришлось. Теперь за детей отвечала леди Литтлтон. Вместе с новой старшей воспитательницей сменились и нянечки, и доктор.
Новые лица, не подчинявшиеся баронессе Лецен и не советовавшиеся с ней, новые порядки, которые устанавливала не она… Лецен лишалась последнего, чем могла быть полезна и нужна королеве.