Королева войны

Крес Феликс В.

И все. Ничего больше. Именно столько ее высочество Эзена знала о Золотом Дартане. И потому, наперекор всему, она снова и снова углублялась в бухгалтерские книги, читала донесения и доклады своего представителя в Роллайне, задавала десятки разнообразных вопросов, просиживала в библиотеке — и порой ей казалось, что она начинает понимать, какие законы правят Вечной империей, Дартаном, Золотой Роллайной. Но подобные знания, книжные, ничем не подтвержденные, собственно, не были знаниями… Какие-то обрывки, домыслы, иногда лишь туманные представления. Она никогда не видела дартанских городов. Никогда не разговаривала с представителем знатного рода — не считая, естественно, князя К. Б. И. До Сей Айе доходило очень мало вестей из мира.

Была уже ночь, когда княгиня переоделась в платье и вышла прогуляться в сад. Большой, тщательно ухоженный парк занимал значительное пространство позади дома. Усыпанные белым гравием аллейки,

отчетливо видимые даже в темноте, мягко извивались среди живых изгородей, кустов диких роз и деревьев. Эзена любила этот парк, особенно то, что она могла ходить по нему в одиночестве, без неприятного общества солдат или хотя бы невольниц. Впрочем, в Сей Айе осторожность отнюдь не была лишней; естественно, никто бы не допустил, чтобы княгиня сама блуждала по лесу, в деревнях ей тоже требовалось сопровождение. Но к ручью, с прачками, она порой убегала без охраны — назло Йокесу, а также потому, что присутствие охраны портило ее беззаботное настроение и не позволяло забыть о тяжком бремени власти. Эзена понимала, что подобная беспечность возможна только здесь, на этой поляне, именуемой Добрым Знаком. В Дартане еще лет десять назад мало кто опасался интриг, которые могли бы лишить его жизни. Теперь же в Роллайне — якобы — вновь появились невольники, пробующие еду, не отравлена ли она, охрану же неплохо было иметь даже у дверей спальни… Что такое произошло в Дартане? Откуда такие перемены за последние несколько лет? Возможно, это было как-то связано с распадом Второй провинции империи, возможно, разложение и беззаконие проникло повсюду?.. Снова пробелы в знаниях. Прекрасная поляна в самом большом лесу мира казалась островом посреди моря. Дартан… Вечная империя… весь Шерер с Просторами и островами… Все это было далеко; все это был другой мир.

Задумавшись, Эзена дошла до небольшого пруда в центре парка. Несколько больших масляных факелов отбрасывали на землю круги света — это означало, что в беседке возле пруда кто-то есть. Княгиня легко догадалась кто. Ночью лишь немногие имели право ходить по парку. Кроме того, беседка у пруда была любимым местом Анессы. Красотка невольница любила здесь читать — или писать — стихи. Бывало, она также приглашала любовников… При мысли о такой возможности Эзена нерешительно остановилась. Однако в то же мгновение Жемчужина Дома вышла ей навстречу. В голубом, вышитом золотом платье, с высоко зачесанными светлыми волосами, открывавшими изящную шею, Анесса была самой прекрасной женщиной, какую только можно себе представить. Эзена как-то раз видела ее обнаженной. Начиная с глаз, ушей и очертаний рта и заканчивая пятками и пальцами ног, в ней все было само совершенство. Искусная тонкая татуировка на животе и бедрах, последний отблеск исчезающего древнего дартанского искусства, еще больше прибавлял красоты (и цены) этой необычной женщине.

— Почему не спишь, что, собственно, делаешь тут ночью? — спросила Жемчужина, и… слова ее прозвучали несколько бесцеремонно, но вместе с тем и крайне непосредственно.

Эзена подняла брови. Ей нечасто случалось поймать Анессу на какой-либо неловкости. Честно говоря, подобное произошло впервые.

— Прошу прощения, госпожа. — Невольница молниеносно поняла, что не совладала с собственным голосом; она тотчас же взяла себя в руки, но… что случилось, то случилось.

Эзена некоторое время стояла молча, разглядывая первую царапину, замеченную на идеальной до сих пор поверхности. Она поняла, что это совершенное существо вовсе совершенным не является. Анесса была человеком. И женщиной. Княгиня, тонко чувствовавшая каждый жест и каждое слово своего заклятого врага (ибо на фоне Жемчужины Дома какой-нибудь Йокес казался образцом дружелюбия), заметила нечто весьма существенное. Дело было вовсе не в том, каким тоном Анесса задала ей вопрос, и не в том, что она вообще заговорила без разрешения. Дело было в том, что… до сих пор она никогда так не поступала!

— Ты ведь меня терпеть не можешь, да, Анесса? Пожалуйста, скажи мне правду. Я этого хочу.

Первая невольница с преувеличенным почтением поклонилась.

— Почему ты так считаешь, госпожа? Разве я дала какой-то повод для недовольства? Мне очень жаль, прости. Прошу назначить мне наказание. Я сама пойму, что сделала не так, и исправлюсь, обещаю.

Старая поза! Эзена чувствовала, что преимущество все еще на ее стороне. Слова и поведение Жемчужины были теперь такими же, как всегда: правильными до такой степени, что казались почти оскорбительными. Невольница такого уровня обладала исключительными привилегиями, она была кем-то. Подобная самокритика, немедленная готовность понести наказание, пусть и незаслуженное, были хороши в устах… прачки. Эзена слегка улыбнулась; Жемчужина Дома оскорбляла ее наиболее утонченным и изысканным способом, какой только можно было себе представить. Ежедневно становясь предметом замаскированных насмешек, княгиня не могла даже мечтать о борьбе на равных на этом поле с кем-то таким, как Анесса. С женщиной, свободно владевшей четырьмя основными языками Шерера, всесторонне образованной, для которой в истории и алгебре, казалось, не существовало тайн и которая прекрасно разбиралась во всех перипетиях имперского права… Рожденную от специально подобранной племенной пары, Анессу с детства готовили к ее роли в лучшем невольничьем хозяйстве империи. В пятнадцать лет ее стоимость составляла тысячу шестьсот пятьдесят золотых — Эзена знала это в точности, поскольку сделка была подробно описана в бухгалтерских книгах. Потом, до восемнадцати лет, ее цена постоянно росла, чтобы между девятнадцатью и тридцатью годами установиться на определенном уровне — после она должна была начать резко падать… Анессе было двадцать три года, и она могла стоить свыше двух тысяч золотых. Это была головокружительная сумма. Переполняемая тщательно скрываемым чувством неполноценности по сравнению с этой женщиной, Эзена, однако, сознавала, что в невольницах подобной пробы, как и в большинстве других предметов роскоши, самым дорогим была… цена. Если бы с той же красотой, знаниями и умениями она явилась в Сей Айе по собственной воле, как свободная женщина, она бы ничего не стоила или стоила немного. Значение имели лишь потраченные деньги. Именно они добавляли блеска владельцу Жемчужины.

Однако на этот раз в поединке с этой полубогиней Эзена одерживала верх. Одна непредусмотрительная фраза Анессы дала понять княгине, что Жемчужина ведет какую-то игру. Давно, очень давно! Она всегда и постоянно позволяла ей почувствовать свою неприязнь. Она всегда была чересчур вежлива, прямо-таки услужлива. И теперь, вдруг — один-единственный вопрос, обращенный к ней непосредственно и свободно, как… к настоящей госпоже Сей Айе, для которой ее первая невольница может быть подругой. Почему Анесса забыла, что перед ней стоит узурпатор? Неужели Жемчужина Дома могла хоть на мгновение забыть, что разговаривает с прачкой?

Разве Йокес, окажись он под началом старика нищего, смог бы хоть на мгновение посчитать его ровней?

— Анесса, — сказала Эзена, глядя невольнице прямо в глаза, — ты живая женщина, не кусок дерева. Что означает — ты должна меня не любить или даже ненавидеть. Мы обе знаем, что я заняла твое место. Если уж какая-то из невольниц Сей Айе и должна была стать здесь госпожой, то Жемчужина Дома, не прачка. А среди Жемчужин Дома ты была единственной, достойной звания госпожи Доброго Знака.

— Ваше высочество, я не могу этого слышать. Это неправда. Я бы не позволила себе…

— Ха! — сказала Эзена. — Вот она, искренность.

Она шагнула вперед.

— Ты должна меня презирать и испытывать ко мне неприязнь, — повторила она. — Так почему же ты меня не презираешь и не ненавидишь?

Анесса молчала. Княгиня заметила крохотный, едва различимый… да, след беспокойства. И почувствовала, что это уже не случайность. Она вела сражение и, возможно, одерживала в нем верх. Пользуясь простейшей возможной тактикой — задавая простые вопросы.

— Почему я стала госпожой Сей Айе? Почему не ты?

— Не знаю, ваше высочество. По воле князя Левина, этого вполне достаточно.

— Чем руководствовался князь?

— Не знаю, ваше высочество. Мне не положено об этом догадываться.

— Положено. Впрочем, тебе незачем догадываться, ты и так знаешь. Так? Чем руководствовался князь?

— Ваше высочество, я… не знаю.

Искусство ведения разговора старый князь Сей Айе считал самым важным. Уроки, которые он давал Эзене, всегда начинались именно с этого. Впрочем, они разговаривали очень много, почти без перерыва. Конечно, в утонченном словесном поединке с Анессой у Эзены не было никаких шансов — чему она могла научиться за столь короткое время? Однако имелось несколько не слишком изысканных способов, напоминавших скорее удары топором, чем борьбу кинжалом. «Спроси много раз об одном и том же, — говорил князь, — и, возможно, тебе удастся вывести собеседника из равновесия. Никто не обладает бесконечным терпением. Так что не обращай внимания на ответы и спрашивай до тех пор, пока не услышишь ответ, отличный от остальных, — злорадный, презрительный или гневный. И ответ этот может оказаться истинным или по крайней мере близким к правде».

— Анесса, — сказала Эзена, — почему ты не стала госпожой Сей Айе? Почему князь выбрал меня? А должен был тебя.

— Ваше высочество, я в самом деле не могу оценивать решения князя.

— Не можешь оценивать решения?

Она улыбнулась, почти сочувственно.

— Я слышала как-то раз, как вы шутили во время прогулки верхом. Его высочество рассказывал довольно-таки фривольные анекдоты. Ты назвала его похотливым старым козлом, а он искренне веселился… Кого ты хочешь обмануть, Жемчужина Дома? Я сыта по горло твоим дурацким позерством, твоей ложью и притворством. Князь мне обо всем рассказывал, ты была его подругой, а невольницей, похоже, никогда. Он дал тебе свободу, — неожиданно выстрелила она наугад, ведомая одной лишь интуицией. — Тебе вовсе незачем здесь быть и даже со мной разговаривать. У Йокеса свой контракт, и он вынужден служить прачке. Тебе же это незачем. Так почему же ты служишь? Я слушаю.