Королева
Шрифт:
– Чтобы что-то делать, надо сперва выяснить, с чем мы столкнулись, – отрезал Лайнт. – Пока что-то конкретное предпринимать рано.
– Согласен, – поддержал Артём. – Какие будут предложение, Дэвид?
– «Потоки» изолированы друг от друга?
– Да. Они не связаны между собой.
– Все остальные работают?
– Не знаю, – пожал плечами Климов. – До этого я прошел все биофермы с маркировкой «S». Там не было отмечено нарушений в очистке воздуха.
– Значит, осталось еще три модуля, – задумался Лайнт. – Внимание экипажу! Принимаю решение. Арти, проверь максимально быстро все остальные
– А мне что делать? – Стейз чувствовала, что перспектива остаться одной на зараженной станции начинает давить на ее сознание нарастающей волной паники.
– Отправляйся в жилой модуль и следи за Альбой. Не хватало еще, чтобы она узнала обо всем раньше времени и начала создавать тут панику. – Дэвид ободряюще взял женщину за руку. – Не переживай. Пока мы вместе, лично мне ничего не страшно.
– Какие новости? – Климов появился в помещении самого большого японского лабораторного модуля Kibo, где находились несколько научных установок внушительного размера и одна небольшая медицинская диагностическая капсула.
– Сначала давай свои, – не поворачиваясь к нему, отозвался Дэвид. – Мне определенно дольше придется рассказывать. А так, может, и не понадобится.
– Слизь есть еще в шести «Потоках». Только один остался чистым. Но и то я бы не был так в этом уверен. Я разбирал их не так тщательно, как первый, а поверхностно. Так что, мне кажется, что и в последнем мы найдем эту гадость, если разобрать все до основания.
– Значит, это дерьмо, чем бы это ни было, циркулирует в воздухе. И, скорее всего, оно уже внутри нас. Предлагаю облачиться в легкие скафандры. Хотя… Черт возьми! Там же ограниченный запас кислорода!
– Не имеет смысла, – согласился Климов. – Во-первых, ты прав и мы просто израсходуем впустую весь кислород. На сколько нам его хватит? На восемь часов? А во-вторых, если то, что породило слизь, уже давно заполонило всю станцию, то мы тоже уже насквозь пропитались ею. Хотя сейчас мы просто-напросто гадаем, даже понятия не имея, что это вообще такое.
– Хотел бы я тоже это знать, – вздохнул Дэвид.
– То есть, как я понимаю, ты ничего тут в лаборатории не узнал?
– Не совсем. Мне удалось разобраться в этой японской машине. Хорошо, что все программы дублируются на английском языке. И вдвойне хорошо, что она изначально уже была активна. Иначе в этих иероглифах…
– Так что? – перебил Климов.
– Если я правильно собрал биологический материал и разобрался, как поместить его в ячейку анализатора, то мы имеем дело с какой-то живой субстанцией. Она состоит из множества клеток, которые объединяются в колонии и организуют эту вот склизкую массу. Но на этом все, – развел руками Лайнт. – Я испробовал уже все доступные варианты. Понимаю, что я не ученый и не специалист по этим компьютерам. Я даже не доктор и уж тем более не японец… Арти, я не знаю, что делать! Станция заражена, и мы совершенно беспомощны! Я перестаю мыслить трезво, когда задумываюсь о том, что Эл может умереть. Она может умереть, Арти! А я не знаю, что делать.
В голосе Дэвида Климов впервые за все время миссии услышал тревогу и панику. И ему стало жаль этого смелого, умного человека, который всегда старался быть собранным и активным. Показывал себя образцом настоящего профессионала и лидера, до того момента, пока это было необходимо. Даже перестав быть капитаном, он, тем не менее, оставался высококвалифицированным профессионалом, который всегда готов помочь советом или делом. Возможно, не ради коллег, а ради сохранения жизнеспособности станции. Но, по большому счету, кому какое дело?
– Выход есть всегда. – Артём огляделся по сторонам. – Тут вся аппаратура японская? Нет испанской или вашей?
– Испанской точно нет. – Лайнт сокрушенно покачал головой. – Американская лаборатория есть, но она не работает.
– Почему?
– По правде сказать, не знаю, – вздохнул Лайнт. – У меня все не было времени выяснить, в чем там проблема. Да и большой необходимости в этом я не видел. Зачем, если все исследования давно прекращены?
– Руки все не доходили, – усмехнулся Климов, произнеся фразу по-английски, дословно. – Понимаю.
– Прости, – американец изумленно посмотрел на русского, – что ты сказал? Руки не дошли?
– Не обращай внимания. Надо разобраться с лабораторией. Она же может принять образцы этой слизи и сделать анализ?
– Уверен, что да. По крайней мере, я всегда думал, что именно для этого лабораторное оборудование и нужно.
– Давай выяснять.
Лайнт кивнул, и они приступили к расследованию. Ситуация осложнялась тем, что устройство американской лаборатории Лайнт знал весьма приблизительно и помощи от него было немного. Через полчаса оба астронавта задумчиво рассматривали несколько десятков прикрепленных к боковой поверхности деталей.
– Мне кажется, что так мы ничего конкретного выяснить не сможем. – Дэвид скептически посмотрел на Климова.
– По крайней мере, я вижу в этом две хорошие новости. – Русский казался непоколебимым источником позитива. Ну и хорошо. Пусть. Лайнту так было даже удобнее.
– Какие? – спросил он.
– То, что удалось разобрать, не имеет внешних повреждений.
– Не очень многое можно из этого получить, – усмехнулся Лайнт. – А второе?
– Мы добрались до батареи. – Климов подлетел ближе к раскрытому коробу лаборатории и ткнул пальцем внутрь: – Это же она? Я прав?
Лайнт подлетел к устройству и заглянул внутрь.
– Да, это она. Надо попробовать зарядить ее. Мне кажется, в этом вся проблема. Но вот что странно. Лаборатория долгое время была без энергии. Мы с Элеонорой отключили почти все оборудование здесь, в Kibo, чтобы блок связи быстрее накапливал энергию от солнечных батарей и можно было чаще выходить на связь с ЦУПом. Кроме медкапсулы, конечно же. – Лайнт бросил взгляд на белый овальный аппарат с прозрачной верхом и пультом управления, стоявшим с левой стороны. – Она постоянно находится в спящем режиме. Но наша лаборатория вышла из строя еще до отключения остального оборудования. И вряд ли из-за батареи.