Королева
Шрифт:
Не успели они миновать узловой модуль Unity, как чуть было не столкнулись с Родригез.
– Что случилось? – Дэвид в замешательстве посмотрел на афроиспанку.
– Альба! Что произошло? – ахнула Стейз, рассматривая посеревшее от ярости лицо Родригез с налитыми кровью белками глаз.
– Он меня оскорбил! – Испанка яростно жестикулировала правой рукой. Левая, несмотря на кажущееся преобладание эмоций над разумом, крепко держала страховочные крепления, во избежание проблем с инерцией.
– Кто? – машинально спросила Стейз, но тут же поняла всю абсурдность своего вопроса. Кто, помимо собравшихся тут, мог еще так разозлить Родригез?
Дэвид, пришедший к точно такому же выводу, уже влетал в соседний модуль.
– Арти, дружище. – Он улыбнулся, заметив русского, спокойно возившегося с очередным блоком из
– Ничего особенного.
– Произошло то, – раздался позади громкий крик приближающейся Родригез, – что он обозвал меня и оскорбил!
– Это правда? – Дэвид, нахмурившись, перевел взгляд с Альбы на русского. – Арти, это правда?
В помещение влетела Стейз, и стало совсем тесно.
– Аккуратнее. – Климов кивнул в сторону оборудования. – Может, в другом месте разберемся?
– Не уходи от ответа! – закричала Альба.
– Арти, это правда? – повторил свой вопрос Лайнт. – Ты оскорбил и обозвал Альбу?
– Нет.
– Как это нет?! – Лицо Родригез вновь стало серым. Черные губы начали отдавать синевой. Казалось, еще секунда – и ее хватит удар от вопиющей несправедливости и безмерного нахальства, с которыми она ничего не могла поделать. – Этот грязный шовинист к тому же еще и трус, раз пытается отрицать свои грязные дела! Я все запомнила! И ты мне за все ответишь!
– Да что тут произошло, в конце-то концов?! – рассердился Лайнт. – Кто-нибудь может мне внятно объяснить? Я уже не ваш капитан, но я полноправный член команды! И я имею право знать правду, поскольку ситуация угрожает нарушить наш устоявшийся баланс!
– Да не было ничего такого, что может что-то там нарушить, – вздохнул Артём. – Я занимался ежедневной проверкой систем жизнеобеспечения нашего горячо любимого салата. Как вдруг подлетает ко мне она, – Климов кивнул в сторону Альбы, – обнимает и пытается поцеловать. Ну, я ее отстранил от себя и сказал, что негров я не люблю.
– Вот! – взвизгнула Родригез. – Он опять меня оскорбляет! Теперь вы все слышали!
– Чем я тебя оскорбил?
– Ты назвал меня негром!
– А ты кто?
– Я афроиспанка! – выкрикнула Родригез.
– А в чем разница? – усмехнулся Артём. – Ты и так черная, и этак, как ни назови. Негритянка она и в Африке негритянка, – закончил он уже по-русски.
– Разница в том, что слово «негр» оскорбительно для моего народа! Этим словом называли нас белые мужчины, сотни лет угнетавшие мой народ! Использовавшие нас как рабскую силу!
– Насчет сотен лет – могу согласиться, хотя там было чуть больше двухста. А прекратилось все это триста лет назад. Но я не слышал о рабстве в Испании, раз уж ты говоришь про свой испанский народ.
– Vete a la mierda! 1 – выкрикнула Родригез Климову в лицо и, оттолкнув стоявшую позади Стейз, уплыла из модуля.
– Эй! – возмутилась Элеонора. – Поаккуратнее!
– Vete a la mierda! – снова крикнула афроиспанка.
На какое-то время в помещении воцарилась тишина. Климов равнодушно пожал плечами и вернулся к работе. Лайнт и Элеонора переглянулись.
1
Пошел ты на х.. (испан.)
– Арти, – Дэвид обратился к русскому, – ну, зачем ты так с ней?
– Пусть не лезет ко мне со своими поцелуями.
– Она завидует нам с Дэвидом, – поддержала мужа Элеонора. – И находится длительное время в депрессии. Любовь помогла бы ей выйти из этой ситуации. Ее нельзя винить в том, что она сделала.
– Ничем не могу ей помочь.
– Она красивая женщина, – миролюбиво продолжала Стейз. – Весьма недурна собой, с хорошей фигурой…
– Она негритянка. Я не люблю негритянок, – сухо бросил Артём. – И ни одна Женевская конвенция, ни одно правило ООН не заставят меня воспринимать негров как объект сексуального желания! Я с рождения такой. Я не могу заставить себя хотеть негров, азиатов и всех остальных. Это противоречит моей натуре. Уж извините, но вот такой я родился.
– Но она же тоже человек! И имеет право на любовь!
– Я не отнимаю у нее никаких прав. Пусть любит кого, где и как захочет. Но я в этом участвовать не собираюсь!
– Олл райт, леди и джентльмены. – Лайнт поднял руки в примирительном жесте. – Давайте остановимся и закроем эту тему. Посмотрим, что будет дальше. Другого выхода я пока не вижу.
Супружеская пара удалилась. Артём вернулся к прерванной работе.
С самого начала Катастрофы на Земле он вызвался добровольцем на обслуживание всех восьми биоферм, поставляющих синтетический белок и свежую зелень для последнего экипажа МКС. Другого ничего не оставалось. Ничто другое в сложившейся ситуации возникнуть в принципе не могло. И посему единственным выходом из всего этого дерьма было наличие какого-нибудь дела. Когда есть занятие, работа и ежедневные обязанности, голова освобождается от пустых и деструктивных мыслей. Все проводимые на борту исследования теперь были никому не нужны. Даже дорогостоящая и уникальная Ледяная лаборатория ждала своего часа для демонтажа с целью создания из ее компонентов пространства гравитации для семьи Дэвида. Так что выбранная Артёмом роль космического садовника и озеленителя была одним из наиболее выгодных вариантов. Времени скучать просто не было, и в этом Климову виделся залог сохранения здорового разума и тела. За время, проведенное на МКС, он неоднократно вспоминал разговор с одним из докторов в Звездном городке. Женщина, чье имя и отчество он так и не запомнил, как-то разговорилась с ним в процессе ожидания результатов очередного медицинского осмотра. Климов уже и не помнил, почему они заговорили о подрастающем поколении, но последующие слова доктора закрепились в его мозгу надолго.
– Работала я лет десять назад в приемном отделении больницы скорой помощи. Привозят по скорой девочку лет двадцати. Лежит на каталке вся бледненькая, глазки закатывает, ручки трясутся. Вокруг нее толпа родственников бегает и кроет матом меня за то, что, мол, их дитятко умирает, а мы все вокруг не спасаем ей жизнь, как в этих дурацких американских фильмах. Там набегает толпа и начинает сразу втыкать капельницы и уколы, интубировать. «Сто пятьдесят кубиков всего подряд! Мы ее теряем! Готовьте операционную!» – Доктор махнула рукой. – Обычная ситуация для нашей страны. Насмотрятся ереси и полной чуши, а потом проецируют бред не имеющих отношение к медицине режиссеров на реальность. Я ребенка этого «умирающего» тормошу, зову по имени, а она только часто-часто дышит и не реагирует на меня. Давлю на точку болевую. Она скалится и нос морщит, но глаза не открывает. Зову медбрата Игоря и говорю, чтобы принес нашатыря. Приносит. Я смачиваю вату, хорошо так смачиваю. Запах такой, что аж саму прошибает до слез. И подношу ватку к носу девчонки. А реакции ноль. Я краем глаза смотрю на грудную клетку, а движения нет. Эта маленькая дрянь все прекрасно слышала, поняла и специально задержала дыхание. Ну, хорошо. У меня время до утра есть. Продолжаю держать ватку возле носа. И жду, когда у ребенка закончится кислород. Она, наконец, вдыхает полной грудью, и аромат нашатыря выбивает все признаки умирания. Ребенок вскакивает с каталки и начинает истошно на меня орать матом. Видимо, за то, что я не оценила и испортила ее представление. Я ей пригрозила вызовом психиатрической бригады, и она ударилась еще в одну напускную истерику. Видимо, хотела натравить сердобольных родителей на бесчеловечного убийцу в белом халате. Но, слава богу, ее забрали домой. Как удалось выяснить, девочка сидит целыми днями дома, учится заочно в каком-то институте на что-то непонятное, типа менеджера-экономиста и страдает бессонницей из-за торчания в социальных сетях, очень ревностно и болезненно реагируя на маленькое количество лайков под ее блогами на ютубе. Предки, конечно же, души не чают в этой избалованной и никчемной заразе. На месте родителей я бы двинула ей по роже. Хорошенько так. Чтобы мозги на место встали и стало понятно, что она не есть центр мироздания, вокруг которой все вертится.
– Справедливо, хоть и жестко.
– Жестко – это отрывать меня от работы с действительно тяжелыми и нуждающимися в помощи больными своим детским садом!
– А у вас есть дети?
– Конечно. Старший сын и младшая дочь. И они у меня уже полностью самостоятельные, разумные люди. Они не будут устраивать истерик по малейшему поводу. Я все могу понять. Поздний, долгожданный ребенок. Но вырасти ты из него человека, а не сумасшедшее недоразумение!
– Понятно, – улыбнулся тогда Артём.