Королева
Шрифт:
«Открыться ей, или не открыться, что я прочёл письмо? Или сейчас, или никогда!.. Но какой в этом смысл? Это только увеличит её без того унижающее горе».
Ему самому это не представлялось уже теперь столь важным, и он вспомнил слова королевы: «Наша жизнь, — это кладбище. Когда вы увидите хоть одну дорогую могилу, своя собственная вам уже не покажется так страшна. Всем только и приходится хоронить себя по частям».
Для Серёжи этой дорогой могилой было её счастье, которое заживо схоронил его брат. Надо воскресить его. Второй могилой —
Но зачем же хоронить себя по частям, когда можно сразу? Только как это сделать? А надо сделать скорее, иначе пройдёт это светлое и тихое отношение к всеисцеляющей смерти, которая теперь уж не казалась ему противной. Наоборот, у неё были глаза королевы, и она глядела на него этими глазами из воды.
Серёжа стал медленно раздеваться.
Снимая сапоги, он коснулся руками могильной глины и вдруг с поразительною ясностью увидел могилу и по пояс работающих в ней могильщиков.
Также они и мне скоро будут рыть могилу, а кто-нибудь, так же, как я, придёт и будет заглядывать туда, и ему также покажется, что его должны туда столкнуть.
И Серёжа улыбнулся чему-то, и когда взглянул на своих спутников, также разоблачавшихся на песке и о чем-то споривших между собою, они показались ему маленькими-маленькими, точно это были не живые люди, а хорошо сделанные говорящие куклы.
Он встал и, не отряхая глину с руки, направился к воде, ощущая странную пустоту во всем теле. Сердце его как будто опустилось куда-то вниз и вместо сердца также была пустота.
Курчаев и Маркевич перестали спорить и совсем голые разлеглись на песке. Перед самою водою Серёжа остановился, и ему захотелось также голым, как они, полежать на песке, ничего не чувствуя, ни о чем не думая и только глядя на небо да слушая мягкий шорох воды у берега. Он лёг и устремил глаза в небо.
Время близилось к закату, солнце уже скрылось за сплошной стеной деревьев, и синева неба стала просвечивать золотыми тонами. Ни одного облака не было над ними и свежий воздух, пахнувший лесной крапивой, древесными корнями и сырою зеленью, был мягок и нежен.
И вода тихо лепетала между ветвями склонённой к ней ивы и ласково дышала, ластясь к берегу.
Серёже совсем не было жаль покидать всё, что его окружало, но не хотелось и шевелиться. Он бы пролежал, вероятно, долго, если бы бас Курчаева не нарушил этой тишины.
— Ну, однако, пора, а то они прежде нас выкупаются.
Тогда Серёжа встал и пошёл в воду по привычке лицом к берегу, как учил его брат: отойти несколько шагов, по грудь, а потом плыть к берегу.
Маркевич спросил его, холодная ли вода, но Серёжа ничего ему не ответил: он не слышал вопроса и не ощущал воды.
Он глядел вниз и видел там свои глаза, а за спиною — глаза королевы, притягивающие и глубокие…
Тогда Маркевич сам склонился к воде и стал щупать её ногою, в то время как Курчаев присел на корточки и, ёжась и отдуваясь, освежал водою волосатую грудь, плечи и под мышками.
Когда же оба они, точно по команде, оглянулись в воду, туда, где стоял Серёжа, его там не оказалось.
И на воде не виднелось никакого следа, даже обыкновенных кругов или волнения; она плавно катилась вдаль, такая же весёлая и спокойная, как за минуту перед тем: точно в ней был не живой человек, а призрак.
— А где же Серёжа? — спросил несколько удивлённый его внезапным исчезновением Курчаев.
— Он сейчас был здесь, — указал Маркевич место, где видел мальчика.
— Ну, да, я и сам его видел тут, а где же он теперь?
— Вероятно, нырнул.
— Но он не умеет нырять. Он и плавает-то плохо.
— Ну, значит, вышел и спрятался в кусты.
Тогда оба, в один голос, они крикнули: «Серёжа!» и насторожились.
Им никто не ответил. Только вода залепетала и засмеялась между ветвями ивы.
Оба встревоженно переглянулись.
— Серёжа! — ещё настойчивее крикнул Курчаев.
И опять молчание.
— Он прячется от нас, — успокоительно заметил Маркевич. — Это довольно глупая шутка.
— Серёжа! В самом деле глупо так шутить, — строго заявил Курчаев, глядя в кусты такими глазами, точно он отлично видел там Серёжу. — Вылезайте-ка оттуда…
Опять то же молчание… Только по-прежнему тихо смеялась вода, шевеля ветками и листьями ивы и ещё ближе прижимаясь к берегам.
Оба побледнели, и, казалось, всё побледнело, как они, и насторожилось, ожидая ответа.
— Да отзовитесь же, черт возьми! Что за идиотство! — истерически вырвалось у Маркевича, и он, похолодев, вскочил на ноги. Курчаев вскочил также, и волосы от ужаса зашевелились у него на голове.
Они снова посмотрели друг на друга неподвижными, широко открытыми глазами и бросились к воде.
Вода молчала, точно вор, спрятавший свою добычу и уверенный, что у него её не найдут и не отымут.
Ни слова не говоря, Курчаев полез в воду. Маркевич бросился за ним. Но ни тот, ни другой не умели плавать. С отчаянным видом пошарив руками и ногами, возле себя, они испуганно и сконфуженно вылезли на берег.
Маркевич, как наименее потерявшийся, схватил весло и, погрузившись снова по пояс в воду, стал шарить веслом впереди. Но и это занятие оказалось бесплодным.
— Утонул! — пробормотал Курчаев, едва шевеля сухим и одеревеневшим языком.
— Утонул! — повторил Маркевич.
В это время сзади их послышались тревожные голоса:
— Что такое? Что случилось?
— Почему вы кричите Серёжу?
Курчаев и Маркевич едва успели натянуть на себя белье и часть платья, как появились королева с распущенными волосами и Ольга.
— Ради Бога… Что случилось? Серёжа…
— Утонул!.. — выпалил Маркевич, разводя руками. Страшный крик вырвался у Ольги. Она рванулась куда-то вперёд, потом зашаталась и без чувств грохнулась на песок.