Королева

Харпер Карен

— Неудивительно, что вы исхудали, тетушка, — сказала Елизавета, склоняясь к креслу, в котором откинулась на взбитые подушки Мария. — Может быть, съедите кусочек этого мясного пирога, чтобы восстановить силы?

— Нет аппетита, дорогая, — ответила леди Стаффорд и так слабо покачала головой, что это было почти незаметно на фоне постоянной дрожи. — Ни к еде, ни к чему другому, кроме моих счастливых воспоминаний.

Гарри немного резковато отставил кубок, и вино выплеснулось на стол. Он взял обеих женщин за руки.

— Три человека, в жилах которых течет кровь Болейнов, собрались вместе, — будто молитву, нараспев произнес

он. — Вот воспоминание, которым стоит дорожить. — Лорд Кэри прочистил горло и нахмурился. — Видела бы это королева, она подавилась бы собственной желчью, верно? Прошу, ваше высочество, не говорите сестре, что я это сказал, — добавил он, и его серьезное лицо на миг сделалось озорным. Он отпустил руку кузины и поднял кубок. — За следующую королеву Англии.

Он отсалютовал кубком и выпил, но Елизавета заметила отчаяние в его голосе и глазах. Мария подняла чашу с сидром, но опять не смогла без помощи племянницы поднести ее к трясущимся губам.

— Совсем недавно покорявшая улицы блистательного Лондона, — представившись, объявил Нед Топсайд и в подтверждение своих слов изящно тряхнул короткой накидкой и грациозно взмахнул шляпой с пером, — наша труппа часто представляет на суд почтеннейшей публики исторические пьесы и трагедии. Но сегодня мы разыграем веселые сценки, чтобы у наших зрителей, и особенно у леди Стаффорд, пело сердце и на губах играла улыбка.

При свете лучин и факелов пятеро мужчин, величавших себя «Странствующими актерами ее величества», прошествовали в центр большого зала, чтобы представиться публике, прежде чем разыграть свои сценки. Мария Болейн, леди Стаффорд, в свое время любила такие развлечения и, по словам Гарри, будучи первой красавицей при дворе, часто играла роль Дианы и даже Венеры. Этим вечером ее оживление перемежалось минутами оцепенения. Мария сидела в кресле, положив голову на подушки. Елизавета занимала место по правую руку от нее, Гарри — по левую, а слуги, включая Дженкса, теснились на скамьях, поставленных сбоку.

Елизавета вглядывалась в лица женщин, силясь угадать, кто из них Мег Миллигру, но не находила никого похожего на себя. Кроме того, Гарри говорил, что Мег до сих пор мучает болезнь и он еще с ней не виделся. Садовники божились, что ничего не знают о стрелах и не брали их, и Гарри сказал, что верит им.

— Мы надеемся повеселить и удивить вас, — проговорил актер постарше. Представившись Уэтом Томпсоном, он опустился в низком поклоне.

— И перенести вас отсюда в дальние края, хотя никакой край не может сравниться с нашей доброй Англией, — подхватил Рэндалл Грин.

Елизавете подумалось, что для такого простого предложения он непомерно много жестикулировал и гримасничал.

Наконец одетые в костюмы и парики юноши, которым предстояло играть женские роли, сделали реверанс и положили к ногам леди Марии перевитые лентами ветки пахучей сосны.

— Чтобы ваш дух был вечно молодым, как милые импровизации, которые мы слагаем у ваших ног и на вашу милость.

Елизавета с удивлением обнаружила, что Нед, который якобы спас Гарри от смерти, не был старшим в труппе. Главенствовал, по всей видимости, тот, кого звали Уэт. Особое положение занимал также женоподобный Рэндалл. И все-таки чем дольше Елизавета наблюдала за молодым Недом, его резкими чертами лица, тем больше убеждалась в том, что он самый бойкий и самый умный среди актеров. Он знал, как нужно

говорить, с какой стороны его хлеб намазан маслом, ибо играл для ее кузена и тети, лишь изредка бросая взгляд в ее сторону, а на скамьи вообще не смотрел. Пропасть! Долгие годы изгнания, перемежавшиеся непродолжительными пребываниями при дворе, приучили Елизавету к такому невниманию. Но однажды, если будет на то воля Божья, все актеры королевства, включая этого сообразительного парня с грациозной походкой, будут кланяться и адресовать свои остроумные речи ей.

— А теперь, — сказал Нед, когда остальные актеры временно покинули сцену, чтобы вернуться в других костюмах или с новым реквизитом, — мы представим несколько сцен из новой нашумевшей итальянской комедии «Напиток наслаждения». Пейте и представляйте, что вы в солнечной Флоренции и нашли там такое волшебное зелье, которое заставляет каждого, кто его отведает, влюбиться в вас…

«Черные волнистые волосы, зеленые глаза — этот плут, называющий себя Недом Топсайдом, весьма хорош собой», — подумала Елизавета. Она замечала, как на его лице сменяли друг друга десятки разнообразных выражений. Его глаза могли сверкать целой палитрой страстей — от озорства до злобы. Просто поведя холеной бровью или приподняв уголок рта, Нед мог сказать столько, сколько нельзя передать и с помощью тысячи слов. От Елизаветы не ускользнуло, что этот актер одинаково хорошо изображает напыщенную манерность вельможи и неуклюжую походку пастуха. И что самое поразительное — он великолепно улавливал и передавал разницу между речью придворных и простолюдинов, подражал произношению чужеземцев.

Хотя при мысли о неминуемой кончине тети и об убийстве человека, сопровождавшего Гарри, на сердце у Елизаветы было тяжело, она несколько раз ловила себя на том, что улыбается. Какую глубокую благодарность к актерам чувствовали они с Гарри, когда Мария Болейн тоже улыбалась.

Елизавета помогла кузену уложить леди Стаффорд в постель и попрощалась. Им с Дженксом предстояло отправиться в путь до полуночи, но принцесса едва держалась на ногах от усталости. В конце концов она поддалась настойчивым уговорам Гарри немного отдохнуть в спальне для гостей.

Но вряд ли это можно было назвать сном… Ей нельзя спать, потому что рядом, совсем рядом проступает сквозь туман каменный лондонский Тауэр, серые воды Темзы колышутся и бьются о лодку, в которой гвардейцы королевы везут Елизавету в железную пасть Ворот предателей.

Принцесса бродила по сырым, мрачным коридорам Тауэра в поисках матери. Там заточили и обезглавили Анну Болейн. Ее похоронили под холодными плитами в маленькой часовне Святого Петра-в-оковах, и это место пугало Елизавету. Все-таки она шла дальше, шаг за шагом, ища мать взглядом, окликая ее по имени.

— Мама! Королева Анна Болейн! Мама! — храбро воскликнула Елизавета.

Она увидела ее силуэт, белый и размытый, на парапете, на стенах Тауэра. Держась за перила, ее мать перегибалась через них и кричала:

— Елизавета, моя милая Елизавета! — Ее голос эхом отражался от стен замка, от стен ее могилы. — Он отравил мою любовь… Твой венценосный отец отравил мою любовь задолго до того, как взял мою руку, мое сердце, мою голову…

Елизавета приподнялась и увидела, что королева Анна держит в руке сердце, пронзенное стрелой. В том месте, где острие входило в плоть, запеклась черная-черная кровь.