Королева
Шрифт:
Анна горделиво расправила пышные юбки. Я возблагодарила Господа Бога за то, что подготовленные заранее слова сделали свое дело. Осмелившись снова взглянуть ей в лицо, я заметила, как оно смягчилось, и мысленно поблагодарила Сесила за данный им совет: «Держитесь с ней, как с настоящей королевой — возможно, тогда она прольет свои милости на смиренную подданную».
— Ах да, история английских монархов, — произнесла Анна, откашлявшись. — Мне докладывали, что вы получили хорошее образование и обучали принцессу Елизавету, когда она была маленькой.
— Несмотря на допущенные мною
— У принцессы Елизаветы теперь другая воспитательница, которую одобрили и назначили Тайный совет и лорд-протектор.
— В ее возрасте и с такими наставниками Елизавета уже не нуждается в воспитательнице, однако ей очень нужны верные слуги, особенно такие, кто горячо поддерживает строгую линию, направленную на утверждение протестантизма, которую проводит лорд-протектор.
— Да, да, должна признать: мой супруг считает, что ваш муж даром растрачивает свой талант на лошадей — он ведь тоже весьма начитан в вопросах новой веры.
— Заверяю вас, ваша светлость, что и господин мой Джон, и я сама, и принцесса тоже всегда были верны ее брату-королю и Тайному совету, что бы там ни говорил и ни делал Том Сеймур.
— Этот негодяй чрезвычайно дурно влиял на всех окружающих, да воздастся душе его по делам его земным!
Мне показалось, что это весьма отличается от принятой в христианстве формулы «да почиет он с миром», но я от всей души согласилась с герцогиней, хотя и прикусила язык. Можно ли считать, что эта беседа, которой я так страшилась, протекает благополучно?
— Ну, раз вы знаете о том, что в моих жилах течет кровь Плантагенетов, — сказала Анна, задрав подбородок еще выше, — то, возможно, вам известно и о том, что в свое время я служила фрейлиной у ее величества королевы Екатерины Арагонской. Вы же, насколько я понимаю, служили женщине, похитившей у королевы любовь короля, — Анне Болейн, матери Елизаветы.
Во мне вспыхнуло негодование, однако я сдержалась. Как и в Тауэре, я решила как можно короче отвечать на вопросы, только чтобы добиться своего.
— Я делала то, что мне приказывали, как и вы, вероятно.
После такого ответа Анна широко открыла глаза.
— Я хочу сказать вот что, — проговорила герцогиня скучным голосом, будто вдалбливала простые истины тупице. — Принцесса, которую я горячо люблю, невзирая на ее приверженность испанскому католицизму, вере ее матери, — это принцесса Мария, которая и поныне зовет меня своей Нэнни [64] — в благодарность за годы усердной службы ее матери.
64
Игра слов: Нэнни — уменьшительное от английского имени Анна (Энн), также означает «нянюшка».
Все пропало! Все мои старания выпросить позволение снова быть с Елизаветой обречены на провал, потому что чем старше становились Мария и Елизавета, тем меньше они ладили между собой. Слава Богу, однако, я ошиблась в своих рассуждениях. Неужто
— Итак… — Герцогиня засунула в рот дольку апельсина (этот плод привозили из-за моря) и сказала, продолжая жевать: — Принцесса Мария мне пишет, что некогда вы сделали ей доброе дело, кажется, даже два и защитили ее тогда, когда она могла потерять все. Она пока не сообщила мне подробностей, но расскажет, конечно, когда мы в надлежащее время снова пригласим ее ко двору.
— Это верно, ваша светлость. Много лет назад в Хэтфилде мы с ее высочеством действовали заодно. Я и по сию пору испытываю к принцессе Марии глубокую привязанность.
— Так вот, хотя моего супруга и Тайный совет просила о милости к вам принцесса Елизавета, — (от этих слов мне стало теплее на душе, ведь тогда я еще не знала об этом), — я явлю вам милость только потому, что принцесса Мария просила меня ласково обходиться с вами, хоть вы и понимаете: вас надо бы навсегда прогнать с королевской службы!
Я низко склонила голову, словно пристыженная ее словами, и затаила дыхание, надеясь услышать — спасибо Марии Тюдор! — радостную новость.
Сесил не ошибся в оценке этой женщины: она хотела стоять выше и собственного мужа, и всего Тайного совета. Хотела делать все по-своему, исходя только из личных побуждений.
— Итак, ради принцессы Марии и несчастной заблудшей Елизаветы, которую едва не соблазнил своими коварными уловками мой покойный деверь, — бубнила под нос герцогиня, — я постараюсь чего-нибудь добиться от протектора, а значит, и от совета. Но если я дарую вам такую милость, то и вы, и господин ваш Джон должны быть преданы нам — разумеется, и королю, именем которого правит мой супруг.
— Как я уже говорила, мы и сейчас вам преданы, ваша светлость! Я вам очень благодарна.
Анна кивнула, давая понять, что аудиенция окончена, и продолжила жевать апельсин; я снова присела в реверансе и попятилась к двери. От радости у меня закружилась голова. Хотелось прыгать и скакать, от чего я удержалась не без труда, хотелось протанцевать до самой двери — ведь я не только не сделала хуже, я добилась своего! Я отважилась схватиться с львицей в ее логове — с женщиной, о которой Джон шепотом сказал: «Ее муж вертит королем, а она вертит своим мужем».
Но прошел еще целый месяц, прежде чем мы получили новое распоряжение Тайного совета. Я уже потеряла надежду на то, что мне разрешат вернуться к принцессе. Я даже попыталась уговорить Джона съездить в Хэтфилд-хаус, чтобы хоть одним глазком взглянуть на нее. Джон был в большой милости у лорд-протектора (как и на любом другом месте, где бы он ни ухаживал за лошадьми), так что я даже не поверила, когда пришло распоряжение нам обоим перебираться на службу в Хэтфилд-хаус. Туда вернули не только нас, но и Томаса Пэрри, который боялся, что Елизавета — после написанных им в Тауэре признаний — никогда больше не доверит ему вести учет своих финансов. Но я же знала ее — знала, что мы все стали ей родными, после того как она была отдалена от своих царственных родственников.