Королева
Шрифт:
Последним ударом стало то, что Нортумберленд возвестил королевский указ, подписанный Эдуардом и скрепленный его печатью: сноха герцога Джейн Грей, в жилах которой текла королевская кровь, сим объявлялась королевой, а ее муж Гилдфорд, сын герцога и брат Робина, — королем Англии.
Мария также призвала Елизавету присоединиться к ней и постоять за правое дело, ибо немало англичан взялось за оружие, дабы защитить права Марии на престол. Во многом это была гражданская война — снова протестанты против католиков, — но Елизавете удалось не впутаться в это дело на протяжении
Но вот самозваные король и королева схвачены и брошены в Тауэр (вместе с Нортумберлендом и еще двумя его сыновьями; одним был Робин, друг Елизаветы), и принцессе — делать нечего — пришлось ехать в Лондон, чтобы присутствовать при коронации сестры: тут уж отказ был бы воспринят как оскорбление, а перегибать палку было нельзя. Хорошо уж и то, что восстание англичан ради утверждения на троне Марии вернуло и Елизавету, пусть на время, в число законных наследников престола.
— Не могу я ехать в Тауэр, Кэт, пусть даже во дворец, и готовиться к торжественному въезду моей сестры в Лондон и последующей коронации. Мне безразлично, что там предписывают традиции королевской семьи, — заявила мне Елизавета, когда мы остановились, чтобы подкрепиться на последнем перед Лондоном постоялом дворе. — Мне думалось, что я смогу заставить себя побывать там, где убили мою матушку, но теперь вижу: это выше моих сил. В Лондон-то я прибуду, но не стану сопровождать Марию в Тауэрский дворец, как она приказала.
— Да ведь традиции играют огромную роль, вы и сами это знаете. Ваша матушка с триумфом прибыла туда накануне своей коронации, так что с Тауэром связаны и светлые воспоминания. Кроме того, обратите внимание на то, как народ приветствует вас на всем пути в Лондон, — убеждала я, взяв принцессу за локоть и наклонившись к ее уху; все это происходило в освобожденном для нас общем зале таверны. — Или вы полагаете, что мне приятно будет снова побывать в Тауэре? Но я пойду на это, лишь бы вы не оказались в немилости у Марии и заняли достойное место в ряду наследников престола — после стольких тяжелых и тревожных лет.
Елизавета сжала мою ладонь обеими руками, прикусила губу и кивнула.
— Но там ведь находится в заточении кузина Джейн, там Робин. Они, возможно, даже услышат, несчастные, как мы веселимся во дворце.
— Видите ли, ваше высочество, — сказала я, удерживаясь от того, чтобы пожалеть и приласкать ее, — я убеждена: Елизавета Тюдор способна совершить все, что ей необходимо делать ради блага Англии и ради того, чтобы когда-нибудь предъявить свои права на английский престол.
Она ответила мне сердитым взглядом, не желая даже полюбоваться, как под теплым октябрьским солнышком толпа народа ожидает ее появления.
— Мария станет пытаться обратить меня в католическую веру, но вот на это я ни за что не соглашусь, — твердо сказала Елизавета.
— И в этом, и во всем прочем мы с господином моим Джоном всегда вас поддержим.
— Верные люди, — произнесла принцесса, решительно тряхнув головой.
Я так и не поняла: то ли она соглашается с тем, что Джон и я — верные ей люди, то ли говорит о собравшейся на улице толпе. Елизавета поцеловала меня в щеку, расправила плечи, вздернула голову и вышла на крыльцо, взмахом руки и кивками отвечая на восторженный рев
— Храни тебя Бог, принцесса! Бесс Тюдор, истинная англичанка до мозга костей! — разобрала я в общем хоре приветствий, криков «ура!» и грома рукоплесканий.
Вот так с триумфом мы въехали в Лондон, встретились с королевой Марией в Тауэрском дворце и дождались ее коронации, от всей души надеясь, что ее царствование будет кротким и справедливым. По счастью, оно оказалось хотя бы недолгим.
Глава пятнадцатая
— Ну, — обратилась к младшей сестре новая королева, которая выглядела поистине величественно в своем парадном наряде, густо расшитом драгоценностями, — как, по-твоему, все прошло сегодня? Разве не великолепно? Как бы то ни было, свершилась воля Божья.
Мы только-только вернулись на барке в Уайтхолл после продолжавшейся пять часов коронации в аббатстве и долгого пиршества в Вестминстерском дворце. В аббатстве я находилась среди довольно многочисленной свиты сестры новой королевы, но сейчас Елизавета оставила при себе только нас с Джоном.
Мы стояли позади нее в королевской парадной приемной, а вокруг королевы Марии, словно пчелы вокруг матки в ульях моего отца, кружили и жужжали бесчисленные приближенные, священники, советники…
— Это были прекрасные и запоминающиеся два дня, — ответила Елизавета на вопрос Марии. — Поистине блаженны те, кто помог вашему величеству занять по праву принадлежащий вам трон.
— И за это мы должны вознести хвалу, — сказала Мария, негромко хлопнув в ладоши. — Пойдешь ли ты со мной на мессу — прямо сейчас, в мою часовню?
— Сестра, вы долго добивались, чтобы вам позволили следовать голосу своей совести — неужто вы откажете в том же мне?
— Но ведь моя вера — истинная, и всем надлежит это понимать. Я знаю, что тебя долгое время держали в заблуждении, но не потерплю такой постной физиономии в столь торжественный день. — Она потрепала Елизавету по вспыхнувшей щеке, и мне это показалось скорее пощечиной, чем лаской.
Нас с Джоном бурлящая толпа придворных оттеснила в угол. К тому же зал был сверх меры заставлен мебелью. Мария стала королевой еще в июле, после смерти брата, а нынче был уже первый день октября. За истекшие три месяца вид дворцовых помещений сильно изменился, их переполняла вычурная старая мебель, очень массивная. Должно быть, Мария отыскала в каком-нибудь хранилище то, что уцелело со времен ее матери. Я могла лишь молиться о том, чтобы она не стала воскрешать печальное прошлое.
Вчера, следуя за своей принцессой в торжественной процессии из Тауэра в город, я заметила мелочи, указывающие на стремление королевы унизить Елизавету. Я ехала верхом на прекрасной лошади, которую раздобыл для меня Джон. Прямо передо мной ехала Елизавета, но не одна. Ей пришлось делить карету с бестолковой постаревшей Анной Клевской — та явно полагала, будто все приветствия, адресованные наследнице престола, на самом деле обращены к бывшей королеве, и все время махала рукой чуть ли не перед носом у Елизаветы.