Королевская книга
Шрифт:
Я улыбнулась воспоминанию, заложила листочек в начало книжки и целиком погрузилась в рассказывание истории, достаточно увлекательной, чтобы перестать чувствовать течение времени.
Один раз я прервалась — пообедать и полюбоваться пейзажем из окна, где облака над долиной рвались, и сквозь них проглядывало бледное небо. Странные все-таки места можно найти неподалеку от больших городов — в обозримом пространстве ни души, ни одного дымка из заводской трубы, ни единого самолета, заходящего на посадку в недалекий аэропорт. И даже не верится, что из противоположных
Вплоть до сумерек я была совершенно безмятежна, но стоило стемнеть за окнами, как пробралась мне внутрь непонятная тревога. Мне казалось, Серафим давным-давно должен был вернуться (хоть он и не сказал ничего конкретного о времени своего возвращения), его отсутствие беспокоило меня все больше и больше. Я расхаживала по ковру, глядела в темное окно, нервно жевала бутерброды и яблоки.
— Ну что, абонент конечно же вне зоны действия сети? — пробормотала я, набирая его номер. «Попробуйте позвонить позднее», — ответила механическая девушка.
Сон не шел ко мне, смутная тревога нарастала. Когда часы показали полвторого ночи, я явственно поняла — с Серафимом что-то случилось.
Сидеть на месте, а тем более пытаться уснуть не было никакой возможности. И еще эта тишина и темнота снаружи… Кстати, в той стороне, куда выходит окно, где-то вдалеке должна сиять многочисленными огнями станция Пермь-Сортировочная, однако не то что огней — ни зги не видно. Может, электричество отключили, мелькнула нелепая мысль. Следующая за ней — выйти и осмотреться — показалась мне вполне здравой, несмотря на предупреждения Серафима.
Я отперла дверь с величайшими предосторожностями — даже замок не щелкнул — и медленно выглянула наружу. Лестница была пуста, свет в настенных светильниках чуть приглушен. Снизу не доносилось ни звука. «Замок», похоже, спал, не являя никакой ночной жизни. Само по себе это было странно — я была наслышана о танцевальных вечеринках, барах и боулинге. Оставив дверь приоткрытой, я стала спускаться по лестнице.
Чем ниже, тем тусклее становился синеватый свет ламп. Я перегнулась через перила, вглядываясь в темноту внизу. Там тихо-тихо журчал фонтанчик и вырисовывались пальмочки.
Внезапно под ногами вкрадчиво скрипнуло. Мраморная ступенька, на которую я поставила ногу, в последний момент оказалась деревянной. Следующая уже не маскировалась под мрамор и скрипела откровенно. Деревянные истертые ступеньки уходили все ниже и терялись в полумраке. На стенах не было никаких следов евроремонта, тянуло сырым сквозняком. Я снова глянула через перила вниз. Было тихо, как в могиле. Оглянувшись на свет, показавшийся теперь таким приветливым и уютным, я увидела мраморные ступеньки и бежевое, поблескивающее покрытие стен. А впереди — темнота, шаткая, старая лестница, сырость и выщербленные каменные стены.
Вернуться. Дождаться Серафима. Он придет в конце концов, он меня здесь не бросит.
Легкий щелчок раздался наверху — это захлопнулась от сквозняка дверь номера. Значит, теперь только вперед, решила я, спускаясь все ниже
Глаза постепенно привыкали к темноте, пока я стояла у подножия лестницы. Вдалеке на полу вырисовывалось широкое пятно неяркого света. Я сделала несколько шагов — эхо каждого следующего было громче, чем эхо предыдущего, — и оказалась в начале коридора, уходящего зигзагом вправо. Виден был только небольшой его отрезок — с нишами в стенах и тусклыми факелами, горящими над бочками с водой. Пробирало холодом. Я обхватила себя за плечи и тоскливо оглянулась туда, где еще угадывался отсвет электричества.
В полной тишине из коридора послышались далекие звуки, будто частое размеренное падение капель на каменный пол. Звук очень быстро усиливался, превращаясь в четкие шаги. Кто-то, скрытый за многочисленными поворотами, быстро приближался ко мне. Я заметалась, то отступая в тень у стены, то порываясь мчаться назад, наверх. Тем временем шаги ускорились, затем идущий побежал.
— Стоять! На месте! — повелительно крикнул высокий голос.
Я обернулась. Человек в длинном развевающемся плаще несся со всех ног, то пропадая в полумраке, то врываясь в освещенное факелом пространство. Подскочив ко мне, он без церемоний схватил меня за плечо и скомандовал:
— Бегом! Не оглядываться!
Мы взлетели наверх — в яркий свет и белое пространство гостиничной лестницы — и здесь, при электричестве, наконец-то разглядели друг друга. Передо мной стоял светловолосый парень с обветренным лицом, в поношенном средневековом одеянии, в грубых сапогах, с нездешним выражением зеленых глаз — словом, персонаж, при виде которого Ярослав-Богдан непременно рявкнул бы хулигански на всю улицу: «Толкиен мастдай!» Он вынул из кожаного кошелька, висящего на поясе, пластиковую карту-ключ от Серафимова номера, сунул мне:
— Открывай и входи.
Вид у него был такой, словно он собрался принимать бой, но еще не оценил силы противника и слегка из-за этого нервничает.
— Кто вы? Где Серафим?
— Открывай, — повторил он и бесшумно выхватил меч.
Длинная узкая полоса стали возымела на меня какое-то гипнотическое действие. Ледяными, негнущимися пальцами я проделала нужные манипуляции с карточкой и дверной ручкой. Парень глянул поверх моего плеча, втолкнул меня внутрь и захлопнул дверь. Я прислонилась к косяку, а он остановился на середине комнаты, напряженный, прислушивающийся.
— Где Серафим? — прошептала я.
— А то ты не знаешь! — тихо процедил он, цепко огляделся и пинком открыл дверь в спальню. Я замерла. Из спальни он прошел в ванную, затем заглянул за портьеры. Убедившись, что, кроме нас, в номере никого нет, гость в два прыжка достиг стола и хищно схватил сафьяновую записнушку.
— Э-э, — запротестовала я, — не трогай!
Он проворно занял позицию, в которой между нами оказался стол, и вполголоса посоветовал оставаться на месте. Воткнув меч в столешницу, раскрыл книжку и читал целую вечность. Перелистнул, подхватил выпавший листочек и, похоже, нашел искомое.