Королевская кровь - 2
Шрифт:
– Руки держать при себе!
– А то что? – спрашивает он, с интересом глядя, как она намыливает мочалку и придвигается к его груди.
– А то останешься грязнулей, – грозится девушка, приступая к делу.
Энтери любуется ею – волосы выбились из поднятых наверх кос, и влажные прядки падают на лицо, она периодически сдувает их вверх, но они снова падают, мешая.
Он протягивает руку и заправляет прядку ей за ухо. Тася улыбается:
– Спасибо! Ну все, ополаскивайся.
– А как же нижняя половина дракона? – хитро интересуется Энтери, выныривая из воды. Пена быстро уходит в следующие бассейны.
– А нижнюю половину
– А может верхняя половина дракона вымыть какую-нибудь половину своей любимой? – вкрадчиво интересуется он, притягивая Тасю к себе на колени, усаживая боком и чувствуя ее всем телом. – А лучше и всю любимую. Ох, милая, что же ты со мной делаешь?
Она краснеет, шлепает его по плечу мочалкой, но не вырывается, уткнувшись ему в шею, пока он расстегивает неподатливые пуговки, а потом стаскивает с нее рубаху, вытаскивает мокрую противную одежду, зажатую между его бедром и ее мягкой попкой, и швыряет рубаху на камень. Все сразу становится так, как должно быть.
Тася напряжена, и он успокаивающе гладит ее по спинке, чувствуя под пальцами старые шрамы.
– Я только помою тебя, – глухо шепчет Энтери ей на ухо, целуя и ушко, и шею, – и посмотрю на тебя. Тасюш, не бойся меня, пожалуйста.
Он, конечно, возбужден, и она не может этого не чувствовать своим бедром, но он же не животное, чтобы насиловать или соблазнять ее здесь, вопреки ее принципам.
Тася медленномедленно расслабляется под его легкими поглаживаниями, затем, видимо, принимает решение и вкладывает мочалку ему в руку. Энтери ставит Тасю перед собой и на миг сомневается в разумности своего поведения, потому что ничего прекрасней он никогда не видел. Капельки воды блестят на ее теле, пока она расплетает волосы. Наконец он касается ее мочалкой и несколько минут старательно трет, стараясь сосредоточиться на задаче и не пропустить ни одного местечка. В мыльной пене она похожа на сливочное пироженое, и Энтери не удерживается – наклоняется вперед и трогает языком ее сосок, пусть покрытый невкусной пеной, он все равно сладкий.
Тася от неожиданности пищит и от греха подальше окунается в воду с головой.
После Энтери сажает ее между своих ног и долго моет чудесные волосы, наслаждаясь прикосновением ее тела к своему. Руки дракона то и дело опускаются ниже, гладят грудь с торчащими бутонами сосков, живот, трогают кругленькую попку, прижатую к самому дорогому. Тася разморена от теплой воды и ласк, иногда, на особенно нескромных движениях, девушка прерывисто вздыхает, но не уходит.
«Она же верит тебе, тупица», – понимает дракон, и от этого внутри становится тепло-тепло.
Когда намыливание закончено, он подхватывает ее под ягодицы, с восторгом чувствуя все округлости и мягкий пушок там, где он должен быть, и под визг Таисии окунается вместе с ней с головой.
После они еще долго лежат в воде, лениво и сладострастно целуются, изучают друг друга в каком-то невообразимом волнующем состоянии и любуются на огромную чернильно-синюю чашу неба с крупными, как будто можно протянуть руку и взять, сияющими звездами.
С утра дракона разбудило отчаянное меканье и окрики Михайлиса. Энтери, приподнявшись на локте, выглянул в окошко, сквозь стекло которого уже пробивались первые лучи солнца. Двор был заполонен колыхающейся серой массой, в которой спросонья
Тася в длинной ночной рубашке спала лицом к нему и во сне казалась совсем малышкой. Он потихоньку, чтобы не разбудить ее, вылез из-под одеяла, оделся и вышел на кухоньку.
Лори жарила блины и была свежа и прекрасна, как чудесный цветок. Она хихикнула, увидев заспанного дракона. А Энтери с удивлением понял, что, отдавая дань ее красоте, остается к девушке совершенно равнодушным. Сколько их было, прекраснейших из прекрасных, а такую, как Тася, о которую можно отогреться, – он встретил впервые.
«Да уж, – подумал Энтери, – старею, видимо».
Он вышел на улицу, умылся в рукомойнике и подошел к старику. Тот стоял, наблюдая за привязанными друг к другу животными, и курил.
– Хорошее утро, – поздоровался Энтери, ощущая внутри заворочавшегося голодного дракона.
– Хорошее, – благожелательно кивнул старик. – Это все тебе, подранок.
Внутри ликующе взвыл дракон, а человек внимательно посмотрел на старика и спросил:
– Откуда вы их взяли? Я не знаю, сколько сейчас стоят овцы, но у нас не всякий мог их себе позволить.
Михайлис внезапно рассердился.
– Ты мне тут еще поупрямься! Не твое дело, откуда я тебе взял еду! А только моя задача гостя вылечить, чтобы ты снова летать смог!
– Отец, – тихо сказал Энтери, – я же на Таисии жениться хочу. Я честный дракон, а не залетный какой-нибудь. Какой я вам гость?
Михайлис глянул на него, пожевал длинный мундштук трубки.
– Ну надо же, – проворчал он свою любимую присказку. – Сговорились уже?
Дракон кивнул.
– Тем более – куда я тебя отправлю, если ты летать не можешь? Без слез не взглянешь – не дракон, а суповой набор! Скажут, что старый Михайлис совсем стыд потерял – не откормил, не выходил, дочку за доходягу выдает.
– А зачем меня куда-то отправлять? – не понял Энтери.
Старый охотник протяжно и как-то ностальгически вздохнул, выпуская дым.
– А как же иначе, сынок? Помню, когда я за ее матерью сватался, еле выдержал. Это обычай у нас такой. Как сговариваетесь на помолвку – повязываются на руки черные тиньки, плетеные брачные обеты, на верность и постоянство. Черные потому, что чернее тоски нет ничего. И затем влюбленные расстаются на три месяца. Ни встречаться нельзя, ни говорить. Как раз срок хороший, чтобы, если не твоя половинка, это осознать и жизни друг другу не поломать. А если выдержишь, – продолжал его будущий тесть, – тут вы уже считаетесь женихом и невестой, вас оглашают в храме, и на руки повязываются тиньки красные. Потому что красный – ретивый, упорный. После этого надо еще три загадки от невесты отгадать, они для всех одинаковы, но мужикам женатым делиться решениями строго запрещено – проклят будешь от Синей Богини.
– И что? – спросил немного ошеломленный столкновениями культур дракон. Он-то думал, сходят сегодня-завтра в храм, проведут обряд, и унесет он свою Тасеньку к себе во дворец, если тот еще стоит. И там она наконец-то станет его – и душой, и телом.
– Ну, если загадки решаешь, тут жрец и проводит обряд. Свадьбу играем, молодых поздравляем, и на ночь вы в храме остаетесь, на половине Синей. Там супруги и познают… гммм… гхм… да… друг друга.
На словах про «познание» старик смутился, снова затянулся, выпустил дым – о дочери все-таки говорит.