Королевская кровь. Книга третья
Шрифт:
На Туру тихо спускалось умиротворение — растекались грозы, распадались ураганы — это Желтый входил в силу, и вот уже его фигура начала проявляться рядом с Зеленым — и сразу он перехватил нити равновесия, переплел их, растворил в пространстве. И стало всем легче.
С черного сердца Жреца капала кровь, падая на пятна крови Красного, и смешивалась сила соперников, застывая темными, бордово-фиолетовыми непрозрачными рубинами. Один из них, похожий на свернувшуюся
— Ты не поставил условие на свой запрет, муж мой, — сказала она сверкающему глазами Воину, — я сделаю это. Что кровью закрыто, то кровью и откроется, да будет так. Обет даю на века. И мир спасется, и Жрец вернется. А пока землю будут держать наши дети, и будет этот камень увеличивать их силу, чтобы дать ему время найти путь обратно. Так я сказала, и никто не оспорит меня.
И снова зазвенели небеса, принимая еще одну клятву — пророчество. Эхо этого звона, тонкое напоминание о том времени, до сих пор слышала она. И все братья слышали. Но им не требовалось напоминаний — все осознавали, что миру приходит конец, и мало что могли сделать, сдерживаемые запретом Красного. И сам он не мог пойти против своего слова.
Он долго еще бушевал после этого — в Рудлоге запретили поклоняться Черному, упоминать его имя в молитвах. Казалось, ярость его никогда не выдохнется. И предательство Белого, и заступничество своей жены он не забыл. Но Синяя терпеливо ждала и плела свои нити, и знала она, что и другие братья искали выход. Много сотен лет прошло пока и Вечный Воин признал свою ошибку — совсем недавно, когда прервалась династия потомков Корвина Блакорийского, когда очевидны стали последствия изгнания Жреца. Но и он не мог уже ничего сделать, не мог нарушить свое слово.
В любой клятве есть лазейка, и богиня нашла ее — если они не могли вернуть изгнанника, то про людей ничего не было сказано. Люди могли удержать этот мир, люди могли вернуть его.
Но времени становилось все меньше, а раскинутые ею нити судеб все не сплетались, как нужно, и поколение за поколением слабели потомки богов — и слабела стихия Черного, поддерживаемая на Туре лишь одним его оставленным сердцем. И когда оно перестанет биться — нарушится цикл стихий, и Тура перестанет существовать. И они вместе с нею.
Богиня еще раз посмотрела на спящих детей и легко выскользнула в окно, чтобы продолжить свой путь. Огромной призрачной птицей пролетала она над землей и видела все, что происходит в домах и на улицах, у богачей и бедняков. Люди с начала веков оставались все теми же, но человечество постепенно менялось, росло, познавало мир — и по крохам уходила жестокость и злоба, и войны бушевали все реже, и много-много тысячелетий было еще у них впереди, чтобы полюбить друг друга так, как она любила каждого из них.
Крылья ее закрывали полнеба, и на землю нисходил покой. Богиня долетела до Рудлога, облетела его по спирали и на мгновение зависла над королевским дворцом, прежде чем спуститься и невидимкой пройти по покоям. Там жили шесть девочек, ее надежда, милость, выпрошенная у Красного.
Мягким и ласковым теплом горел огонь спящей в руках мужа королевы — и не могло быть для этой земли правительницы лучше нее. Спали в соседних покоях их дети-огонечки, и в ногах их сопели смешные большие щенята — богиня не удержалась, пощекотала одного из них, и малыш смешно хрюкнул. За стеной видела первые сны и младшая из Рудлогов, Каролина, до вступления которой в силу было еще далеко, и она тоже получила свою ласку и долю божественного благословения.
Старшая принцесса, Ангелина, острая, как меч огненный, и такая же прямая, стояла у окна, кутаясь в плед, и мысли ее были темны и тоскливы — и ее богиня погладила по голове, даря целительный сон. Разберется ли эта сестра с собой, или в ней слишком много от ее божественного отца, так много, что нужно немыслимое количество времени, чтобы понять очевидное?
Снова стена, и покои Марины, плещущей мятежными искрами, с неровным пламенем. Она тоже не спала — сосредоточенно читала, раскрыв толстую папку, и брови ее то хмурились, то удивленно поднимались, она сердилась и качала головой, или улыбалась чему-то про себя, закрывая глаза. Засыпай и ты, девочка, предназначенная для того, чтобы исправить несправедливость человеческую.
О чем-то шепталась со своим медведем младшая сестра, Полина, укутавшись с ним в одно одеяло, и мирно и тепло было у них в комнате. И богиня тихо улыбнулась, благословила сына зеленого, пожелав ему, чтобы любовь его была сильнее любого зла.
А у покоев пятой принцессы, Алины, она остановилась, ощущая топкую и терпкую горечь. И все-таки вошла.
Эта Рудлог, как всегда, заснула с книгой в руках, и маленькая богиня присела на край ее кровати, погладила девочку по руке. Вздохнула, тяжело и грустно, как могут вздыхать только матери, отправляющие детей в жестокий мир. И, не позволяя себе больше сомневаться, отвернулась, перекинулась призрачной птицей и полетела дальше, увеличиваясь в размерах и накрывая всю Туру своими ласковыми невидимыми крыльями.