Королевская любовь
Шрифт:
Сейчас король упрекал себя за то, что столько времени отмахивался от всех сомнений, предпочитая верить в чистоту и непорочность юной жены. За то, что подпустил ее на такое близкое расстояние. Как он мог забыть, что невинность невесты не спасает от супружеских измен! Неудивительно, что Миллисента так легко пала жертвой обаяния учителя-итальянца, ведь это была не первая ее ложь!
– Но как, ради всего святого, ты мог узнать об этом? – в недоумении пробормотала Милли.
– Перестань! Женщина, которая хочет подарить мужу ребенка, каждый месяц испытывает разочарование, если не удается забеременеть.
– Пожалуйста, позволь мне объяснить!
– Что ты собираешься объяснять? Как обманывала меня? Какие бы оправдания ты сейчас ни придумывала для своего поступка, от правды никуда не денешься.
Но Миллисента все равно продолжала судорожно искать ниточку, за которую можно было бы уцепиться.
– Понимаешь, мне иногда казалось, что мы слишком торопимся с ребенком. Вспомни, Джанферро, ты еще во время медового месяца спрашивал, не беременна ли я!
– Представляю, как веселил тебя этот вопрос. Ты ведь уже тогда принимала свои таблетки?
– Да. Но я совсем не смеялась – наоборот, мне было страшно. Я не знала, что мне делать, ведь доктор в Англии еще до свадьбы прописал противозачаточные пилюли.
– А тебе не приходило в голову посоветоваться вначале со мной?
– Как я могла, ты же все решил заранее! Ты женился на мне, потому что я соответствовала ряду критериев, главным из которых была моя девственность. Как бы я посмела обсуждать с тобой вопросы предохранения до свадьбы? Да если бы я даже решилась на такое, то не смогла бы поговорить с тобой, ведь мы никогда не оставались наедине!
– А что же после, Милли? А? Когда мы уже стали… близки?
Бедняжка не решилась объяснять, что реально близки они стали только совсем недавно.
– Ты так пугал меня своими авторитарными замашками, требуя ребенка немедленно. Я боялась тебе даже слово поперек сказать.
– А, все это бессмысленно, – нетерпеливо прервал Джанферро. – Мы можем бесконечно ходить кругами. Прошу прощения, Миллисента, но меня ждут срочные дела.
– Ты что, так ничего и не понял? – недоуменно спросила она.
Джанферро встряхнул волосами и с надменным высокомерием приподнял бровь.
– На все начинаешь смотреть иначе, когда узнаешь, что жена тебе лжет. Скажи, Милли, неужели ты считала меня тираном, который будет настаивать на твоей беременности, если сама мысль об этом вызывала у тебя такое отвращение?
– Н-нет, но мне казалось, ты не сможешь понять мои страхи.
– Или твои постоянные обманы? – Он покачал головой и открыл дверь. – В таком случае, дорогая, ты сильно сглупила.
Мысли мешались в голове Миллисенты, действительность стала похожа на страшный сон. Она подняла глаза на мужа: его испепеляющий взгляд ясно давал понять, что он все равно бы ей не поверил.
– Что ты намерен делать? – спросила Милли убитым тоном.
– Я ухожу.
– А когда вернешься?
– Понятия не имею, – резко бросил Джанферро. – И даже если бы знал, тебя это больше не касается.
– Пожалуйста, не делай этого, не вычеркивай меня из своей жизни.
Муж обернулся к ней с высокомерным удивлением.
– И ты еще смеешь просить меня об этом? Неожиданно ей представились осенние листья, которые уносит быстрым речным течением неизвестно куда. Их семейная жизнь напоминала теперь те листья, и они оба не могли – или не хотели – изменить ситуацию.
– Ты как-то предложил, чтобы я съездила в Англию на время, – напомнила Миллисента.
– Что, соскучилась по дому? – язвительно бросил супруг.
Это окончательно выбило почву у нее из-под ног.
– Да, немного, – тихо ответила она, пытаясь сохранить лицо и не завершать разговор бурным скандалом, который всю жизнь будет омрачать память об их разрыве. – Можно мне поехать?
Милли молилась про себя, чтобы он сменил гнев на милость или даже попытался отговорить ее.
Джанферро пристально смотрел на жену. Внешне она была все той же трогательной девочкой – длинные белокурые волосы, прекрасные синие глаза и мягкая атласная кожа. Но зато внутренне перед ним была совершенно взрослая женщина, уверенная в себе, в собственной сексуальной привлекательности, и именно он научил ее этому. Милли превратилась в первоклассную любовницу и до недавнего времени казалась ему идеальной женой.
Сможет ли он вновь поверить ей? Ведь проблема была не только в нежелании иметь детей. Похоже, сам образ жизни во дворце не устраивал Миллисенту, просто она не знала об этом до брака. В таком случае рождение ребенка лишь еще больше осложнило бы ситуацию.
Осознание тяжести проблемы отозвалось темной, гнетущей болью в душе мужчины, которая сменилась такой знакомой пустотой одиночества.
– Я попрошу Алессо организовать рейс как можно быстрее, – произнес король.
Гнев уступил место усталости, поэтому голос его звучал слабо и безжизненно. Последнее, что увидела Миллисента, были поникшие плечи мужа, когда он молча покинул комнату.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Милли смотрела на знакомый зеленый пейзаж за окном, омытый дождем. Изображение расплывалось от слез, что застилали ей глаза.
– Здесь все по-прежнему, – произнесла она надломленным голосом. – Ничего не изменилось.
– Зато ты изменилась так, что и не узнать, – ответила Лулу, стоявшая сзади.
– В самом деле? – Миллисента была так удивлена, что даже на мгновение забыла свою гнетущую боль, которая не покидала ее с момента приезда в родной дом. – Но мое лицо, волосы – все прежнее. Правда, платье стало дороже, и я немного сбросила вес.
– Возможно, замужество и статус королевы изменили тебя сильнее, чем ты думаешь. О, Милли, не надо! Не начинай снова плакать.
Но сдержать слезы было уже невозможно. Милли слишком долго скрывала свои чувства, чтобы слуги ничего не заподозрили, но здесь, в знакомой обстановке, дала волю своему горю.
– Я не понимаю, в чем проблема, – продолжала Лулу, с недоумением глядя на сестру. – Да, ты не сказала ему, что принимаешь таблетки, так что из этого?
Милли закусила губу. Она надеялась, что, приехав домой, сможет взглянуть на ситуацию со стороны. Но оказалось, что на расстоянии стала только еще больше видна серьезность ее проступка. И дело было не только в пилюлях – она лишилась драгоценного доверия, которым ее муж жаловал лишь избранных.