Королевская охота (сборник)
Шрифт:
Сегодня он должен будет уйти, «Если я останусь здесь еще хоть на один день, — подумал Тихальт, — то у меня, как и у дриад, над головой вырастут листья».
Он побродил по долине, непрерывно оборачиваясь ко все больше поднимающемуся солнцу. Он взобрался на вершину холма и начал всматриваться в чередование вздымающихся хребтов и долин, к востоку постепенно сливавшихся в одну громадную гору. К западу и югу он заметил блеск волн. К северу простирались зеленые леса, среди которых виднелись огромные серые валуны, похожие на руины древнего города.
Возвратившись в долину, Тихальт прошел под кронами гигантских
От неожиданности и боли Тихальт раздавил насекомое. Запрокинув вверх голову, он увидел других — целое множество, снующих туда-сюда или роящихся. Поспешно вернувшись к кораблю, он одел ком-бинизон из толстой ткани, защитив лицо и голову прозрачной сеткой. Он был разгневан без всяких видимых причин. Нападение осы испортило последний день его пребывания в этой божественной долине, впервые за все это время ему был причинен какой-либо вред. Слишком многого он ожидал, размышлял он с горечью, вряд ли рай может существовать без своего змея. И он швырнул в подсумок целый флакон сжиженного репеллента, хотя он вполне мог и не подействовать на этих насекомых растительного происхождения.
Покинув корабль, он двинулся по долине, все еще испытывая жгучую боль от укуса насекомого. Приближаясь к лесу, он натолкнулся на группу дриад, окруженную жужжащим роем ос. Тихальт с любопытством подошел ближе. Он увидел, что дриады подверглись нападению, но каких-либо действенных мер по своей защите они не предпринимали. Когда осы стрелой устремились, чтобы пристроиться на их серебристой коже, они стали размахивать ветвями, терлись друг о друга, скребли ногами почву, стараясь избавиться от насекомых. Насколько действенна была такая защита, Тихальт видел воочию.
Он медленно приближался к дриадам, наполненный ужасным гневом. Одно из созданий, подвергшихся нападению, совсем ослабло: несколько насекомых вгрызлись в кожу, вытягивая капли сукровицы. Весь рой внезапно сосредоточился на этой несчастной дриаде, которая вдруг затряслась и повалилась на землю, в то время как оставшиеся дриады спокойно уходили прочь.
Тихальт, охваченный омерзением и негодованием, бросился вперед и направил носик флакона с репеллентом прямо в центр роя ос. Действие яда было потрясающе эффективным — осы белели прямо на глазах, лишались сил и падали на землю. За одну минуту весь рой превратился в ворох белой шелухи. Дриада, подвергнувшаяся нападению, также лежала мертвая. Дриады, которые уходили от роя, теперь возвращались и были, как показалось Тихальту, крайне возбуждены и даже разъярены. Их ветви трепетали и бились, они двигались прямо на него, ничуть не скрывая решительности своих намерений. Тихальт поспешно ретировался к своему кораблю.
Отсюда он в бинокль наблюдал за поведением дриад. Они стояли возле своего мертвого собрата и, как показалось Тихальту, были в нерешительности относительно своих дальнейших действий. По-видимому, решил разведчик, их поразил не столько мертвый вид подруги, сколько гибель насекомых.
Они тесно обступили погибшую дриаду, и Тихальт не смог отчетливо разобрать, что же они делают. Одна из дриад нагнулась и что-то подняла с земли. Тихальт навел на эту фигуру бинокль и увидел, что она держала в своих руках-ветвях черный шар. Он долго следил за тем, как дриады несли этот шар через долину, пока не скрылись в роще гигантских деревьев.
Глава 3
Тихальт сидел, наблюдая за игрой огня. Герсен, глубоко тронутый рассказом, ждал продолжения.
Наконец Тихальт заговорил:
— Вот так я покинул эту планету, не мог дольше оставаться там. Чтобы жить на этой планете, нужно либо забыть о себе, всецело отдавшись красоте, растворив свою личность в ней, либо овладеть ею, подчинить ее себе, поломать ее, низвести до собственного низменного уровня своих корыстных побуждений. Я не мог сделать ни то, ни другое, и поэтому я никогда больше не смогу туда вернуться… Но воспоминания об этой планете постоянно преследуют меня.
— Даже несмотря на этих зловредных ос?
— Да, даже несмотря на них. Я поступил неправильно, что вмешался. На этой планете существует определенный ритм, равновесие, которое я грубо потревожил. Я много дней размышлял об этом, но так до конца и не понял этот процесс. Осы рождаются как плоды на деревьях, черви производят семена одного из видов растений — вот и все, что мне известно. Я подозреваю, что дриады производят семена для великанов. Процесс жизни становится замкнутым или, вероятно, характеризуется последовательностью перевоплощений с деревьями-великанами в конце цикла.
— Похоже, что дриады используют червей как часть своего пропитания, осы же пожирают дриад. Откуда же берутся черви? Или осы являются их первой фазой? Летающими личинками, так сказать? А может быть, черви со временем превращаются в дриад? Я чувствую, что, может быть, так оно и есть, хотя и не уверен полностью. Если это так, то такой цикл прекрасен настолько, что я даже не нахожу слов для выражения своего восхищения. Как нечто извечно обусловленное — подобно приливам или вращению Галактики. Если заведенный порядок нарушается, если выдергивается одно из звеньев, то весь процесс рушится. И это тягчайшее преступление — оборвать одно из звеньев этой цепи!
— И вследствие этого вы не хотите раскрыть местоположение этой планеты своему поручителю, будучи уверенным, что это Малагате-Горе?
— Я уверен, что мой хозяин — Малагате, — твердо произнес Тихальт.
— Но как вы это обнаружили?
Тихальт искоса посмотрел на Герсена.
— Что-то вы очень интересуетесь этим человеком. К чему бы это?
Герсен, удивившись собственной откровенности, пожал плечами.
— О нем ходит много странных рассказов.
— Это правда. Но я не собираюсь подтверждать их. И вы, наверное, хотите знать, почему?
— Да.
— Я переменил свое мнение относительно вас. Теперь я подозреваю вас в том, что вы соглядатай.
— Будь я соглядатаем, — с улыбкой сказал Герсен, — я едва ли признался бы вам в этом. У «Интергалактпола» не так уж много друзей за пределами Ойкумены, особенно здесь, в Глуши.
— Мне это безразлично, — сказал Тихальт. — Но я надеюсь на лучшие дни, если только вернусь домой. И я вовсе не намерен накликать на себя злобу Малагате своей откровенностью с соглядатаем-шпионом.