Королевская пешка
Шрифт:
— Кто вы?
— Брат твоего отца, Ярослава. И я приехал забрать тебя домой.
— Смешно. А вы не опоздали лет, этак на десять? Хотя, нет. Вы опоздали на все двадцать.
— Мы не могли этого сделать раньше. И ты поймешь, почему.
— Вон пошел! — меня накрыла ледяная волна ярости. — Я вам не нужна была. Вы меня бросили. Да в гробу я видал таких родственничков.
— Неужели ты не хочешь обрести семью?
— Дверь там.
— Все дети хотят иметь…
— Вот именно, что дети, — перебила я дядюшку. – Где вы тут ребенка увидели?
— Ярослава…
— Заметьте, я даже не спросила, как вас зовут.
— Элайя.
— Не спросила потому, что мне это не интересно.
— Возможно нам стоит прогуляться? Поговорить в более непринужденной обстановке. Хочешь позавтракать в самом дорогом ресторане этого города?
— Я хочу, чтобы вы ушли.
— Понимаю, ты злишься на нас. Мы должны были о тебе позаботиться. Но опасались вмешиваться и привлекать внимание к тебе. О причинах столь странного, с твоей точки зрения, поведения не расскажешь в двух словах. Все очень сложно. Позволь объяснить.
Я демонстративно зевнула и попросила его сделать мою жизнь лучше – исчезнуть из нее.
— Ярослава, ты же умная девушка и должна понимать, что мы можем многое тебе дать. Не нужно будет жить в подобном месте. Ты, вообще, забудешь о необходимости работать. Наша семья богата. И ты получишь все, о чем мечтала. Наряды. Украшения. Возможность посмотреть мир, а ведь он намного больше, чем ты себе представляла.
— Мне кажется, или вы пытаетесь меня подкупить?
— А даже если и так?
— Тогда вы впустую тратите свое и мое время.
— Считаешь, что тебя нельзя подкупить? Гордая?
— Почему же нельзя? Можно. Только вам я не по карману.
— Я уже говорил, что наша семья очень богата?
— Да. Можете не повторяться.
— Не хами.
— Я знаю себе цену. И прекрасно понимаю, что ни вы, ни ваш брат заплатить ее не в состоянии. Потому что она, как ни пафосно это звучит, дороже денег.
— Деньги, сами по себе – ничто, а вот возможности, которые они открывают…
— Несколько ограничены. Вы готовы отдать мне свою жизнь? Всю до капли. До последнего вздоха. Сомневаюсь. А именно так поступила моя бабушка. Именно так поступил мой отец.
— Отчим.
— Отец! Ваш брат просто соблазнил чужую жену. Сделал ей ребенка. А потом бросил их на произвол судьбы.
Горло сдавило спазмом. Так всегда было, когда я вспоминала папу Мишу. Тоска, благодарность и иррациональное чувство вины за то, кто я есть. Плод супружеской измены и живое напоминание о предательстве когда-то любимой жены.
Чуть больше двадцати лет назад красавица Нина Черникова бросилась в объятия заезжего мажора, готового водить ее по ресторанам и дарить дорогие подарки. Скорее от скуки, чем от большой любви. Но женщина считала, что вытянула счастливый билет. Полагала ли она это предательством по отношению к законному мужу? Вряд ли. Скорее, гордилась, что попыталась вырваться из нищеты. А простой врач, которому вероломная супруга наставила рога, сначала ушел
С женщинами он встречался. Друзья и родственники постоянно пытались его свести с какой-нибудь «хорошей девочкой». Но как-то не складывалось. Наверное, он все еще любил мою мать. Только простить не мог. И правильно. Не стоила она прощения. И любви его не стоила. Но сердце – глупый орган. Оно доводов рассудка не слушает.
Может со временем все бы сладилось. Женился бы он, детей завел. Только времени в запасе у Михаила Черникова не оказалось.
Рак. Последняя стадия. И жизни… от силы, пара месяцев. Это было скорее приговором, не подлежащим обжалованию, чем диагнозом. Ошибка исключалась. Проверено и перепроверено несколько раз. Коллега все-таки.
А когда, молодой еще мужчина – всего-то тридцать четыре на днях исполнилось, шел из больницы домой, ему повстречалась бывшая соседка. Потерянный и опустошенный, он не слишком вслушивался в бойкую речь тети Зины – дамы, разменявшей шестой десяток, но не утративший живости и благодушия. Она высыпала на него целый ворох информации о полузабытых или даже незнакомых людях. Кто женился. Кто развелся и так далее.
Михаил слушал. Кивал, иногда невпопад. Но старался делать вид, будто бы его интересует вся эта словесная шелуха. Не хотелось ему обижать милую в своей простоте женщину. Ведь в последний раз видятся. Так пусть воспоминания об этой встрече у нее не будут омрачены грубым нежеланием общаться. И лишь когда тетя Зина заговорила о его бывшей теще, туман апатии немного рассеялся.
— Да знаешь же ты, наверное. Умерла она. Уж полгода, как. Хорошая была женщина.
— Да, — машинально согласился Михаил.
— А что теперь будет, одному богу известно. На Верочке ведь все в их доме держалось. И Нинке она совсем уж скатиться не позволяла. И за Ярой смотрела. А теперь… пропадет ребенок.
— Какой ребенок?
— Так дочка же Нинкина — Яра. Матери до нее дела нет. Ее только выпивка интересует. Совсем уж беспризорником девчонка растет. Соседи ее, конечно, подкармливают, одежду, оставшуюся от детей или внуков, отдают. Да без толку все это. Вот ты мне скажи, в кого она вырастит с таким-то примером перед глазами?
— Не знаю, — сказал Михаил растерянно, а потом, словно бы решая что-то для себя, нервно дернул головой. — Вы меня простите, тетя Зина. Я тороплюсь очень.
И мужчина решительно зашагал прочь, не оглянувшись на застывшую посреди тротуара бывшую соседку. Запрыгнул в трамвай и больше часа просидел, глядя на унылый пейзаж за окном. Потом вышел на остановке, которую старался избегать последние лет десять. И ноги сами принесли его к знакомой двери в старой панельной пятиэтажке.
Что он хотел увидеть? Пропитую насквозь, опустившуюся женщину, которая сама себя наказала за измену? Узнать, что все это сплетни глупой старухи? Что нет никакой девочки Яры? Или, что живет она в нормальных условиях, а соседям нет нужды ребенка подкармливать?