Королевская пешка
Шрифт:
— По праву старшего. Кто-то же должен.
Часть 20
Часть 20
Связь была разорвана, когда два корабля, встретившиеся для обмена военнопленными, ушли в гиперпрыжок.
Вообще, для этой миссии готовили Алесса. Но с ним случилось… что-то непонятное за несколько часов до отправления. Странное покушение, совершенно не угрожающее жизни, но отправившее его в медкапсулу на двое суток. И привести княжича в сознание не было никакой возможности. А бессознательное тело в качестве переговорщика выглядело
Тиверия направила нам официальный отказ предоставить наблюдателя, мотивируя это тем, что раз в Талие сейчас живет принцесса крови, пусть она и летит. Никого более родовитого прислать они все равно не смогут.
Отозвать Раду из системы Верды за такой короткий срок не представлялось возможным. А на кону были жизни наших детей.
Я дура, наверное. Наивная идиотка. И это не лечится.
Мне сложно видеть в Гаяре врага, сомневаться в каждом его слове или ждать предательства. И за это иррациональное доверие даже немного стыдно. Потому что я ставила на кон не только свою жизнь. Здесь и сейчас были почти все, кто был мне дорог.
Хаят – моя маленькая златокудрая звездочка.
Лель и Лада – первые настоящие друзья.
Мара Нарски – мама Ладислава. Этой женщине я обязана всей человечностью, которая есть в Энираду. Она не была обязана что-то делать для воспитанника мужа. Хватило бы вежливого обращения. Но Марита впустила в свое сердце мальчика, скрывающего страх и одиночество за маской высокомерия. Вместо одного ребенка у нее стало два. И до сих пор она относилась к моему мужу с материнской нежностью. Ее ровный, несколько даже флегматичный характер и неиссякаемая житейская мудрость стали нашим спасением.
Мы буквально тряслись над младенцем, с которым, по большому счету никто из нас не умел обращаться. А еще мы подозревали всех и вся. Лель, правда, иногда звонил своей маме, когда была его очередь сидеть с Хаят, а она капризничала, доводя беднягу до состояния тихой паники. Но делать это он старался так, чтобы не нарваться на отца. Там все еще было море обид и недопонимания.
Раду понаблюдал за нами пару дней. Честно попытался нас успокоить, а потом уговорить взять няню. Наткнулся на стену глухого непонимания. Обозвал параноиками и позвал Мару приводить нас в чувства.
— Ты же понимаешь, что все это не правда? – спросил Лель, забирая Хаят с моих рук.
— Какой резон ему мне врать? – Ответом мне было возмущенное сопение. – Возможно, его картина мира несколько искажена. Возможно, это именно мы не видим дальше собственного носа.
— Он – враг.
— Поэтому должен лгать даже в светской беседе?
— Ты ему поверила! — прозвучало достаточно странное обвинение.
— Я буду рада, если шахди Гаяр окажется не прав. Но такими предостережениями не разбрасываются. Хочу знать о том, какие настроения гуляют среди молодых аристократов. Впрочем, не удивлюсь, если княжна, в которой течет кровь правящей династии Джанната не вызывает у высокородных талийцев восторга. Но я сейчас говорю не только о себе. Нельзя исключать того, что, расправившись с врагом за пределами страны, горячие головы найдут его даже не в моем лице, а в моих детях.
— Это бред.
— Четыре года назад Лель Эстэрази дал слово сохранить мою жизнь. Сегодня я его возвращаю. Твоя защита нужна сейчас не мне, а Хаят и вот этому ребенку, — прижимаю ладонь упрямца к своему уже слегка округлившемуся животу.
— Дура! – шипит он в сердцах.
Может, и дура. Но проще так, чем часами его переубеждать,
— Сомневаюсь, что стоит ждать прямой удар по тебе или Хаят, — сказала Мара. – А вот те, кто желает видеть будущим князем управляемого и безынициативного Алесса, а не стремительно набирающего популярность Раду, будут рады вас использовать.
— Как?
— Я плохо разбираюсь в интригах. Постараются скомпрометировать, наверное. Но ничего у них не получится. СБ не просто так ест свой хлеб.
Мне так хотелось заразиться ее уверенностью. Но воспоминания трехлетней давности вряд ли когда-нибудь выветрятся из моей головы. Ее хваленая СБ пропустила целый заговор во главе с княгиней. И той, кто планировал убить Хаят, фактически ничего не было. Ее просто отослали от двора под благовидным предлогом. О наказании и речи не шло, на мой взгля. Я была категорически несогласна с этим. Но мое мнение мало интересовало князя. Свекор в свойственной ему высокомерной манере приказал мне забыть о произошедшем. И лишь прочитав что-то в моем взгляде, наполненном ненавистью, сухо пообещал, что подобное не повторится. Только доверие мое он утратил. И тень подозрений пала на того, кто мог бы стать членом моей семьи. Я теперь не просто ожидала от него предательства, я его ждала. Рано или поздно…
Энираду это огорчало. Отец, все-таки. Особенно, когда наша малышка попросила его, чтобы дедушка больше не приходил. Потому что она его не любит. Почему? Потому что. Не любит и все.
Мара потом долго объясняла своему взрослому «мальчику», что в два с половиной года ребенок, вообще, никого не любит, а как маленькое зеркальце отражает любовь окружающих. С князем все непросто. Сам по себе он человек сдержанный – холодный. Выражать эмоции ему сложно. И с единственной внучкой он всегда был на них скуп. Какой-то особенной любви к дедушке не проявляет ни папа, ни Лель, ни Лада. Мама, так вообще, леденеет в его присутствии каждое мгновение ожидая чего-то нехорошего. Из чего ребенок делает вполне закономерный вывод – раз дедушку не любят ее самые близкие люди, а мамочка явно опасается, значит какой-то он нехороший. Раз так, зачем он ей нужен? Марита посоветовала не страдать попусту, а лучше подарить Хаят табби и сказать, что это от князя.
Табби, кстати, это такие «миленькие» абриктозавры персикового цвета размером с овчарку. Всеядные. Добродушные. Очень сообразительные. Они легко поддаются дрессировке и обожают детей. Джаннатцами тоже считаются «ересью». Потому что являются продуктом генной инженерии.
Отступление
Эстерази не находил себе места с момента возвращения на Талие. Хотя, если быть с собой совсем уж честным, то с того самого злосчастного разговора шахди с Ярой.
Нет, он, понимал, что есть среди его соотечественников люди ненавидящие Джаннат. Нет в этом ничего удивительного, когда война забирает родных и близких.
И любить княжну должны были не все. Ряд недоброжелателей среди аристократов у нее имелся. С высокородными девицами в своем окружении она не церемонилась. В целом, к этому относились с пониманием.
Не мирное время, всё-таки. А фрейлины к ней не для красоты приставлены. У них официальные обязанности имеются. Не можешь или не хочешь работать на благо родного княжества, так силком никто не держит.