Королевская пешка
Шрифт:
— Вы полагаете, он вторгнется в Англию? — спросила Крессида с сомнением.
— Думаю, это произойдет… уже летом. Король тоже знает это… но сейчас, отдавшись своему горю, боюсь, не так встревожен, как бы следовало. Тебе нужно быть подальше от Лондона. И твоему отцу тоже.
Последние слова прозвучали как констатация факта, и Крессида опять задохнулась.
Сэр Дэниел — уэльский барон, а многие уэльские лорды подозреваются в симпатиях к Тюдорам…
У нее сжалось сердце от страха; она молча кивнула головой… И все-таки она постарается повременить с отъездом! Да, ее родители
Чуть позже она стояла у окна, смотрела, как муж уезжает, и знала, что совсем скоро ему придется стоять рядом со своим сюзереном на том унизительном действе в рыцарском зале Сент-Джона… Она с трудом проглотила горький ком в горле, понимая, что и сама отчасти повинна в том, что это стало необходимо.
Последующие дни тянулись долго и нудно, двор пребывал в трауре, и для нее там не находилось места, и не видно было конца этим долгим часам, которые предстояло ей провести в одиночестве. Она решила лучше ознакомиться с домом и с тем, как ведется хозяйство; однажды утром в сопровождении мастера Ролингса она отправилась в инспекционный обход. Встреча с Джеком Уэйнрайтом на кухне прошла без особого замешательства с той и с другой стороны — к тому же быстрый взгляд, брошенный ею в сторону вертела, обнаружил, что Уот Форрестер вернулся к своим обязанностям.
В это трудное время, когда Мартин подолгу отсутствовал, Крессида была особенно благодарна Алисе за ее дружбу, а юному Филиппу Кентону, которого Мартин определил прислуживать ей, — за его усердие и внимательность.
Однажды, дня через три после похорон королевы, мастер Ролингс доложил своей хозяйке, что к ней прибыл с визитом ее отец. Крессида встала и, когда дворецкий ввел сэра Дэниела в зимнюю гостиную, радостно протянула руки ему навстречу.
— Отец, как я счастлива видеть вас! Ведь вы собираетесь вот-вот отправиться в Греттон, и я боялась, что буду в Вестминстере, когда вы заглянете попрощаться со мной.
Сэр Дэниел горячо обнял дочь, и она подвела его поближе к камину.
— Пока еще холодновато, даже для марта, но весна уже чувствуется. На лужайке на набережной пробиваются первые ростки. Если так пойдет дальше, вам в дороге будет сопутствовать хорошая погода… — Обрадованная его визитом, она болтала без умолку и сперва не замечала, как напряжен отец.
Тот бросил выразительный взгляд на юного Филиппа Кентона, который отошел к стене, чтобы повесить на гвоздь лютню, на которой бренчал потихоньку, когда Крессида занималась вышиванием.
— Может, твой паж раздобудет мне эля на кухне, а, дочка?
Чуть-чуть смущенная своей оплошностью, Крессида уже открыла рот, чтобы предложить ему мальвазии из кувшина, стоявшего на столе, и повернулась, было, как и он, к Филиппу, но тут сообразила, что отец желает говорить с нею наедине, без свидетелей.
— Ну, конечно, отец. Ведь так рано утром вино не слишком полезно… куда лучше кружка теплого эля с пряностями. Ступай поскорее, Филипп, и подожди там, пригляди, чтобы эль выбрали самый лучший, подогрели как должно и сдобрили пряностями.
Филипп, всегда готовый услужить, тотчас умчался. Как только дверь за ним закрылась, Крессида стремительно повернулась к отцу.
— Ах, отец, с мамой ведь ничего не случилось?
— Нет, нет, дитя мое. Через пару деньков, как сама ты говоришь, мы должны отправиться в путь. Твоей матери я сказал, что еду к тебе предупредить об этом. В то дело, из-за которого я приехал, мне посвящать ее не хотелось.
Крессида почувствовала тревогу. Это было на отца не похоже — скрывать что-либо от ее матери; только теперь она заметила, наконец, что отец, в самом деле, очень бледен и мрачен.
— Уж не больны ли вы?..
— Нет, нет. Скажи мне, девочка, твой муж дома?
— Нет, он рано уехал в Тауэр. В последние дни он бывает там часто и…
— Есть у него здесь комната, где он занимается делами?
— Да, кабинет… он там читает все бумаги, которые имеют отношение к Совету.
— Сейчас там работает секретарь?
— Нет. Мастер Стэндиш с ним в Тауэре. Я видела, как они оба шли к пристани.
— Ты можешь войти туда? Крессида побледнела.
— В кабинет? Без разрешения Мартина? Я не хотела бы делать этого. Он…
— Но если речь идет о деле чрезвычайной важности?
Она заколебалась.
— Ну что ж, пожалуй. Кабинет, скорей всего, заперт, но здешние слуги подчиняются мне беспрекословно.
Ее лицо теперь стало белым как мел. Она поняла, что у отца стряслась какая-то беда, и он пришел к ней за помощью.
— В чем дело, отец?
— Хауэллу Проссеру угрожает арест. Она вздрогнула.
— Я думала, он уже покинул Лондон.
— Клянусь Богом, я хотел бы, чтобы это так и было. — Отец мерил шагами комнату, стиснув за спиной руки. — Твой муж контролирует все порты. Положение серьезное, совет боится вторжения. Каждого, кто покидает страну, подозревают в шпионаже в пользу Тюдора и подвергают строжайшему допросу… если нет официально выданного разрешения на выезд.
— Я знаю, — сказала она рассудительно. — Мартин думает, что вторжения можно ждать скоро.
Сэр Дэниел кивнул.
— Этот дурень Проссер связался с партией Тюдоров. Ему необходимо выбраться из Англии подобру-поздорову. В любой момент его могут арестовать. Он знает, что находится под подозрением, и сейчас скрывается, где — тебе лучше не знать. Я должен добыть для него разрешение на выезд из страны. Такие лицензии дает лорд Рокситер. Думаю, в его кабинете имеются соответствующие бланки. Если ты сможешь достать один такой бланк, я бы вытащил Хауэлла, под чужим именем, разумеется, из Лондона, и он спокойно добрался бы до Дувра или даже до Линна за несколько дней.
Крессида тяжело перевела дух.
— Ты толкаешь меня на измену, отец. Король был добр ко мне — и к тебе тоже. Каким бы ни был мне другом Хауэлл, я не хочу принимать участие в том, что может оказаться во вред королю.
— Да, — проговорил сэр Дэниел со вздохом. — Король был добр ко мне, и клянусь тебе, дочь, я верный его подданный… по крайней мере, стал им теперь.
У Крессиды замерло сердце, она подошла к нему совсем близко.
— Отец, в чем ты замешан?