Королевская шутиха
Шрифт:
Сплетни дошли и до меня, хотя я жила в глуши и многого не знала. Я написала Елизавете и настоятельно предложила приехать ко мне. У меня был дом, достаточный для нас двоих. Она ответила. Написала такое милое, такое невинное письмо. Дескать, с нею все в полном порядке, ей в доме мачехи хорошо, и она не видит смысла менять Лондон на мою глушь. А на самом деле Томас Сеймур едва ли не каждое утро захаживал к ней в спальню и задирал подол ее платья. Однажды он вообще снял с нее платье, под которым не было ничего.
Она никогда не обращалась ко мне за помощью. Зачем?
Такого выплеска горечи и боли я не ожидала. Не могу сказать, что мне самой было легко от услышанного. Королева повернулась к окну и уперлась лбом в толстое стекло. От ее разгоряченного лица и волос стекло сразу же запотело. За окном все было окрашено в оттенки серого — цвета холодной английской зимы. Серо-стальная Темза, коричневато-серая земля стылого сада, окружавшего дворец, и оловянное небо. В стекле отражалось лицо Марии с плотно сжатыми губами. Гнев и обида на сестру придали ей сил, и они сейчас пульсировали по всему ее телу.
— Ненависть — это грех, — тихо сказала королева. — Я должна освободиться от ненависти. Освободиться от боли, причиненной мне ее матерью. Я должна отречься от Елизаветы.
— Ваше величество, — как можно мягче сказала я.
Она повернулась ко мне.
— Поставь себя на мое место, Ханна. Если я умру бездетной, она наследует трон. Это лживая шлюха станет английской королевой. Она уничтожит и испортит все, что я успею восстановить и построить. Она и так многое попортила в моей жизни. Я была единственной законной принцессой — настоящей радостью для своей матери. А потом, в мгновение ока, я вдруг оказалась в роли Елизаветиной няньки. Мою мать услали от двора и обрекли на смерть. Елизавета — настоящая дочь своей матери. Шлюха, не имеющая ничего святого. Мне необходим сын. Наследник, который преградил бы ей путь к трону. Это мой долг перед Англией, перед моей матерью и перед собой.
— В таком случае вам придется выйти замуж на Филиппа Испанского.
— Да, Ханна. Возможно, он ничем не лучше других мужчин. Но с ним я могу заключить брачный договор, и Филипп его не нарушит. И он, и его отец знают, каково положение дел в Англии. Рядом с таким мужчиной, как он, я смогу быть королевой и женой. У Филиппа есть все: страна, власть, богатство. Он не позарится на Англию и не попытается стать английским королем. Я останусь королевой, я буду ему женой и матерью наследнику.
Она с каким-то особым смыслом произнесла слово «мать», и это меня насторожило. Я вспомнила, как она касалась моей головы. Я вспоминала ее, окруженную деревенскими ребятишками, когда мы ехали в Лондон.
— Ваше величество,
Она молча взглянула на меня, потом снова отвернулась к окну.
— Да, я двадцать лет мечтаю о своем ребенке, — сказала королева, обращаясь не столько ко мне, сколько к холодному саду. — Потому я так любила моего несчастного брата. Я и Елизавету любила, когда она была совсем маленькой. Возможно, Бог в своей безмерной милости сделает так, что у меня родится сын.
Мария повернулась ко мне.
— Ханна, что говорит твой дар ясновидения? У меня будет свой ребенок? Мой малютка, которого я могу держать на руках и дарить любовь? Который вырастет, сменит меня на престоле и сделает Англию великой державой?
Я сосредоточилась, вслушиваясь и ожидая. Увы, я не ощущала ничего, кроме великого отчаяния и безнадежности. Только это. Я встала на колени и опустила глаза.
— Простите, ваше величество, но мой дар проявляется, когда сочтет нужным. Он не подчиняется моим приказам и не отвечает на мои вопросы. Сейчас я не могу ответить вам ни на этот вопрос, ни на какой-либо другой. Я не знаю, будет ли у вас ребенок.
— Ну, что ж, тогда выслушай мои предсказания, — мрачным тоном предложила она. — Вот что я тебе скажу. Я выйду замуж за Филиппа Испанского без любви, без желания, зато с четким пониманием того, в чем нуждается Англия. Он даст нам богатство и силу Испании, он сделает Англию частью своей империи, а это нам очень и очень необходимо. Филипп поможет мне восстановить истинное благочестие и подарит мне сына — законного наследника английского престола, в происхождении которого у людей не будет никаких сомнений.
Она помолчала.
— А теперь скажи «аминь».
— Аминь, — без запинки произнесла я.
Чего проще? Ведь я же еврейка, разыгрывающая из себя примерную христианку, девочка в мальчишеской одежде, помолвленная с одним, а любящая другого. Девочка, скорбящая по своей матери, но никогда не называющая ее имени. Всю свою жизнь я только и делала, что соглашалась, хотя моя душа говорила другое.
— Аминь, — повторила я.
Дверь отворилась. На пороге стояла Джейн Дормер. Жестом она поманила двух слуг, и те внесли что-то похожее на портрет в тяжелой раме. Рама была плотно завернута в холст.
— Ваше величество, это для вас, — заговорщицки улыбаясь, сказала Джейн. — Нечто приятное.
Королеве было непросто выйти из своих тягостных раздумий.
— Что там принесли, Джейн? Я утомилась, и мне не хочется угадывать.
Джейн Дормер дождалась, пока слуги поставят ношу к стене, затем взялась за край холста.
— Вы готовы?
Мария заставила себя улыбнуться.
— Так это — портрет Филиппа? — спросила королева. — Меня не одурачишь красивым портретом. Не забывай: мне много лет, и я помню, как мой отец женился, увидев портрет, но затем развелся с той, которая была изображена на холсте. Потом он называл портреты самой скверной шуткой, какую только можно сыграть с человеком. Любой портрет всегда приукрашен. Не жди моих восторгов.