Королевские бастарды
Шрифт:
– Но ведь господин Ларсоннер сам ходил к вам, провел минут десять в доме господина Жафрэ и вернулся с предписанием…
Договорить служащий не успел, господин Бюэн выпрямился во весь рост и закричал:
– Где Ларсоннер? Привести ко мне Ларсоннера!
Служащие переглянулись, а несчастный начальник тюрьмы продолжал вопить:
– Я не видел его! Не отдавал ему никаких приказов! Это обман!
И добавил:
– Очень ловкий обман…
Ведь Ларсоннер тоже исчез, исчез мгновенно и незаметно – так, что никто не мог сказать, когда и в каком
VIII
УДАР МОЛОТА
Разумеется, жандармы немедленно кинулись на поиски Ларсоннера, который вмиг стал знаменитостью. Конвоира искали с тем же рвением, что и преступника. Толпа сообщала волнующие сведения и об одном, и о другом: господин Мартен, например, заметил явного чужака, который взял юную барышню за талию с откровенно дурными намерениями. Госпожа Пиу, которая недавно обнаружила пропажу табакерки, дала еще более ценные показания:
– Я так дорожила ею! Это была память о человеке, который мне ее подарил, и была она из букса, не такая я дура, чтобы брать с собой серебряную табакерку!
Примерно в том же духе освещали ситуацию и все остальные.
Каждый был красноречив, многословен, каждый кого-то или что-то видел. Ле-Маншо и Ларсоннер побывали всюду, и вместе и по отдельности, и в правой части толпы, и в левой, задев всех мужчин, ущипнув всех дам. На чужой роток, как известно… Но и пользы от этих сведений тоже сами понимаете сколько…
Ничего не заметили только жандармы. Один из них, тот, который охранял дверцу экипажа с внешней стороны, спустя порядочное время неторопливо сказал:
– Хоть и не верится, однако беглецом мог быть тот самый парень, что выбрался из-под кареты, прижимая к животу ящик с газетами. Этот тип, вылезая, должно быть, потревожил Робера… Робер – это моя лошадка… Она у меня смирная, а тут чуть было не выбросила меня из седла, зад выше головы подкинула, прошу прощения у почтенной публики.
– Видели, видели! – возбужденно зашумела толпа. – У него еще блуза была рваная и старая фуражка с поломанным козырьком! Проходимец, да и только! Даже нижней рубашки нет!
Вот как все зашумели.
– А я еще так доброжелательно поговорил с ним! – воскликнул господин Мартен. – Очень, очень жаль!
– Точно, точно, он же был одноруким!
– Стало быть, – заключил жандарм, – это вполне мог быть Ле-Маншо, о чем я и подам рапорт, но укажу, что факт этот недостоверен.
Во все стороны уже разослали сыщиков, а служащий прокуратуры все объяснял господину Бюэну, почему так торопились с переводом осужденного: префектура опасалась побега именно этой ночью.
– Неизвестно, устроили ли это Черные Мантии или кто другой, – прибавил начальник конвоя, – но все службы должны быть настороже. В воздухе пахнет какой-то дьявольщиной, и банда Кадэ не сказала еще своего последнего слова! Вот о чем говорит поведение господина Ларсоннера. Да, в наше стадо затесалась паршивая овца!
– Ларсоннер! – тяжко вздохнул несчастный господин Бюэн. – Ах негодяй, ах мерзавец! А я-то доверил ему ключ от своего письменного стола!
Зеваки не расходились: снег тает, лужи после дождя высыхают, толпа сгущается… Кое-кто, правда, решил самолично заняться поисками, чтобы ощутить сладостное волнение погони, но большинство осталось на месте, и к этим людям присоединялись все новые любопытные.
Спустя четверть часа вооруженные отряды двинулись разом по улицам Фран-Буржуа и Сент-Антуан; в это же время к тюрьме подошло подкрепление – целый отряд полицейских.
Зрелище было из ряда вон, и господин Мартен признался, что не поменял бы сейчас своего места даже на кресло в лучшем из театров.
Народ не разошелся и в десять, хотя карета в сопровождении конвоя уехала давным-давно. Продавцы газет уже не оповещали всех и каждого об осуждении Клемана Ле-Маншо, а в половине десятого случилось событие, страшно обрадовавшее толпу зевак.
Несколько мальчишек, которые торговали газетами и которых полицейские шуганули от тюрьмы, прибежали на угол улицы Сент-Антуан и принялись кричать:
– Свежие новости! Могущество Черных Мантий не имеет границ! Чудесный побег Ле-Маншо из кареты, окруженной полицейскими и жандармами! Осужденный скрылся, продавая газеты, в которых был опубликован вынесенный ему сегодня приговор! Множество подробностей! Всего за одно су!
А мы тем временем вернемся к нашему беглецу. Он выбрался наконец из толпы и направился к Королевской площади, где будет день, как обещал Клеману таинственный голос, шепнувший ему на ухо загадочные слова. Первые крики о побеге достигли ушей Ле-Маншо, когда он проходил мимо особняка Ламуаньон, что на углу улиц Паве и Нев-Сен-Катрин.
Клеману невольно захотелось ускорить шаг.
– Не бегите! – сказала Ле-Маншо идущая рядом молодая работница. – И перестаньте кричать. Раз наша уловка разгадана, предлагайте свой товар потихоньку, будто очень устали.
И громко прибавила:
– Дайте мне газету, возьмите су.
Шум возле тюрьмы усилился, слышались крики полицейских.
– Быстро сворачивайте, – шепнула работница. В первой аллее направо будет день.
Улица Нев-Сен-Катрин была пустынна. Беглец торопливо зашагал вдоль стены особняка Ламуаньон и едва успел нырнуть в первую аллею, как на перекрестке появилось четверо жандармов. Они громко вопили: «Держи убийцу!»
На перекрестке отряд приостановился, и жандармы разделились. Двое из них пронеслись бегом мимо аллеи.
Затем примчались другие жандармы. Привлеченные криками, к стражам порядка со всех сторон спешили люди.
В аллее было темно, как в погребе; узник почувствовал, что с него сняли ящик с газетами, стащили с головы фуражку и набросили поверх блузы что-то непонятное, широкое и развевающееся. С полей вновь надетой шляпы спускалось неведомо что, щекоча лицо.
– Вперед! – скомандовал человек, только что исполнявший обязанности камердинера. – Все в порядке.